Брайтон-Бич опера

— Риск! — говорит Пол и одним резким движением смахивает фотографии с трюмо. Те рамки, что со стёклами, разбиваются, а одну, которой каким-то удивительным образом удалось уцелеть, Пол добивает ударом каблука.

Затем поиски денег продолжаются в других комнатах, где Пол учиняет точно такой же разгром и с тем же самым нулевым результатом. Наконец он добирается до кухни. Вся посуда летит вон из шкафов, а вместе с ней банки, пакеты какие-то, мешочки, коробочки. Тарелки, чашки, блюдца, рюмки, фужеры и стаканы из дорогих сервизов постепенно превращаются в груду битого стекла, пересыпанного сахаром, мукой, солью, гречневой крупой и овсяными хлопьями. Но денег нигде нет.

Пол оглядывается вокруг и замечает мусорный бачок в углу возле раковины — он единственный остался тут не тронутым. Понятно, что там никто ничего прятать не будет, но Пол всё равно поднимает его высоко в воздух и переворачивает вверх дном. Из бачка сыпятся остатки еды, рваная бумага, окурки, гадость всякая. Поворошив всю эту кучу ногой, Пол видит скомканные черные чулки на поясе с резинками и прозрачный пеньюар.

— Совсем охренели! — говорит он, поддевая пеньюар носком ботинка. — Козлы!

— Не знаю, — говорит Дима. — Ничего не понимаю уже. Полный облом вокруг. Куда ни сунусь — везде одно и то же.

— А чего ты учиться не идёшь? — говорит Оля, в чьей старой «Тойоте» они сидят.

— Не до учёбы сейчас, — говорит Дима. — И так нам еле-еле хватает. Работать надо. А потом, на кого учиться? Я сначала думал на курсы программистские пойти, но сейчас ведь знаешь ситуация какая. А на колледж денег нет. Да и терять четыре года тоже неохота.

— А как же все остальные? — говорит Оля.

— Ну как? — говорит Дима. — Либо у них родители работают и за всё платят, либо по бедности их государство учит. А у нас всё как-то посредине. Ни то ни сё.

Он жестом, который должен показаться небрежным, кладет руку на Олино плечо и продолжает говорить:

— А потом, здесь образование не нужно. Здесь диплом никто и не спрашивает никогда. Здесь важно, чтобы голова на плечах была и чтобы человек деньги делать умел.

— Да? — говорит Оля, сбрасывая его руку со своего плеча. — Это тебе кто сказал?

— Сам вижу, — говорит Дима и второй попытки обнять её уже не предпринимает. — Достаточно только внимательно посмотреть вокруг, и сразу всё понятно становится. Ведь всё друг друга как оценивают? Разве по дипломам? Нет, конечно. Смотрят, у кого какая машина, какой дом, какие часы па руке. Билл Гейтс вон вообще никакого высшего образовапия не имеет, а самый богатый человек в мире. И ничего, не жалуется, наверное, что его неучем дразнят.

— Ну да, — говорит Оля, — и Бродский всего восемь классов с трудом закончил.

— Вот именно, — говорит Дима. — Подожди секундочку. Я сейчас.

Он выходит из машины и направляется к своему подъезду, из которого только что вышел Игорь.

— Ты куда? — говорит Дима.

— Не знаю ещё, — говорит Игорь. — Пройдусь просто.

— В такой дождь? — говорит Дима.

— Не могу я дома сидеть, — говорит Игорь. — Да и этот паноптикум там весь в сборе. Во главе с главным фриком.[22]

— Я с тобой тогда пойду, — говорит Дима.

— Зачем? — говорит Игорь.

— За компанию, — говорит Дима. — Так лучше будет.

— В каком смысле — лучше? — говорит Игорь.

— В смысле веселее, — говорит Дима. — И глупостей меньше.

— Ну давай, — говорит Игорь. — Если простудиться не боишься, то давай.

— Я сейчас, — говорит Дима. — Попрощаюсь только.

— Не торопись, — говорит Игорь. — Времени полно.

Дима возвращается к Олиной «Тойоте» и открывает дверцу.

— Sorry, — говорит он. — Мне надо идти.

— Дождь ведь, — говорит Оля.

— Всё равно падо, — говорит Дима. — Sorry.

— Возьми зонтик мой, — говорит Оля.

— А ты как же? — говорит Дима.

— Я же нa машине, — говорит Оля и, перегнувшись через спинку, достает с заднего сиденья зонтик.

— Держи, — говорит она.

— Спасибо, — говорит Дима. — Ну, я пошел.

— Ты позвонишь? — говорит Оля.

— Да, — говорит Дима. — Обязательно. Завтра.

— Хорошо, — говорит Оля.

Он захлопывает дверцу машины и оборачивается. Игоря у подъезда уже нет. Дима растерянно оглядывается по сторонам, но вокруг него только совершенно пустая, залитая дождём, едва освещённая тусклыми фонарями улица, на которой в такую погоду, естественно, ни души.

— Ну какая любовь в нашем возрасте? — говорит Алёна. — Я думаю, ему скорее всего домашней еды захотелось. Супчика горяченького или ещё там чего.

— Ты же готовить вообще не умеешь, — говорит Мила. — Только макароны.

— Ну, тогда не знаю, — говорит Алёна. — всё равно не верю. какой-то расчёт тут обязательно должен быть. Но, даже если и нет ничего такого, мне-то что за резон с ним женихаться? Мне и так не кисло.

— Какая ты циничная всё-таки, — говорит Мила.

— Ничего я не циничная, — говорит Алёна. — Просто здраво смотрю на вещи. И вообще, я давно уже про себя решила, что в следующий раз, как замуж выходить буду, возьму себе бабу.

— Да ну тебя, — говорит Мила.

— Я серьезно, — говорит Алёна. — С мужиками только проблемы одни, а толку от них никакого. Так что, когда тебя Кен твой окончательно доедет, дай знать.

— И что, женишься на мне? — говорит Мила.