Брайтон-Бич опера

На втором этаже неожиданно тихо и пустынно. В широком коридоре, по стенам которого, как и во всем доме, развешаны картины и прочие украшения, нет никого. Татьяна останавливается в нерешительности, а я наугад толкаю первую дверь. Розалия Францевна сидит в кресле и совершенно неподвижным взглядом смотрит в окно, за которым дождь льёт всё сильнее и сильнее.

— Простите, пожалуйста, — говорю я.

Мы доходим до следующей двери и на этот раз негромко, но настойчиво стучим.

— Ну что ещё? — раздается голос Марины, которого я ни за что нe узнал бы, если бы не знал точно, что, кроме неё, тут никого быть не может.

— Мариш, это мы, — говорит Татьяна и, не дожидаясь ответа, открывает дверь.

Мы входим в комнату. Марина на коленях стоит возле кровати, на которой лежит Даша. В комнате темно, и свет, проникающий сюда из коридора, — это единственное освещение.

— Спасибо, что приехали, — говорит Марина, а Татьяна быстро идет к постели и берет Дашу за руку. Я тоже подхожу ближе и вижу, что Даша лежит с широко открытыми глазами и не двигается. Лицо у неё бледное, а плащ, который с неё почему-то не успели снять, весь испачкан чем-то красным.

— Что случилось? — говорит Татьяна.

— Я не знаю, — говорит Марина. — Ни слова добиться не могу. Может, она тебе скажет. — Дашенька, что случилось? — говорит Татьяна, но Даша молчит. Татьяна смотрит на меня в расчёте па ноддержку, по я только пожимаю плечами.

— Что произошло? — опять говорит Татьяна, но ответом ей снова всё то же молчание.

Марина показывает нам па стоящие в другом углу стулья, молча приглашая сесть, и я покорно отправляюсь за ними.

— Я ничего не сделала, — вдруг раздается у меня за спиной Дашин голос. — Я ничего не сделала ему. Я даже сказать ничего не успела. Ничего… А пистолета я вообще не видела. Что-то в руках у него было, но темно ведь, и дождь такой… Я думала… Я только хотела ему одну вещь сказать, объяснить всё, а тут как грохнет…

— Слава богу, с Дашенькой всё в порядке, — говорит Марина.

— Так он не в тебя стрелял? — говорит Татьяна.

Даша отрицательно качает головой.

— Вообще в тебя не стрелял? — говорит Татьяна.

— Нет, — говорит Даша. — Один выстрел всего. В себя. Сразу. Я даже сказать ничего не успела. Бросилась к нему, но потом уже…

Я выхожу из комнаты, спускаюсь обратно на первый этаж, пробираюсь через толпу полицейских на улицу. Возле самого дома стоит машина «Скорой помощи» с открытой задней дверцей. Я заглядываю внутрь и вижу носилки, на которых лежит покрытое белой простыней тело. Лицо тоже закрыто, а там, где у тела должен быть живот, на простыне огромное пятно всё того же красного цвета, только уже не розоватого, как на дороге, а темного, даже бурого какого-то. Я пытаюсь закурить, но сигарета тут же промокает насквозь под ледяным декабрьским дождем, конца которому, похоже, не будет уже никогда.

ВЕЧНАЯ МУЗЫКА

(Новогоднее караоке)

Игоря хоронят за счёт города. Сначала мы хотели разыскать хоть каких-то его родственников в России и отправить гроб туда, но потом отказались от этой затеи. Оказывается, чтобы покойника самолётом послать, нужно немереные тысячи выложить, а ни у кого из нас таких денег нет. У Зарецких есть, конечно, но они вряд ли согласились бы. Никто им даже предлагать не стал. Вот и получается, что в тот день, когда вся Америка отмечает свой наилюбимейший праздник «Кристмас», мы стоим под мокрым снегом и не знаем, куда спрятаться от пронизывающего насквозь ветра.

Мы — это я, Татьяна и Илюша со своим семейством. Больше никто не пришел. Даже Саманта, хотя Дима и звонил ей, но она сказала, что Christmas портить себе не нaмерена. Не для того она полторы штуки с кредиток сняла и на подарки истратила, чтобы этот день на кладбище провести. По-своему я её понимаю, конечно. Главный праздник, к которому вся страна весь год готовится, деньги на подарки копит. И что же, всё зря, что ли?

— А это кто? — говорит Татьяна, показывая на стоящего несколько поодаль от нашей группы пожилого человека с непокрытой, несмотря на упорно падающий мокрый снег, головой.

— Откуда я знаю? — говорю я. — Может, живёт здесь.

Загадка разрешается просто. Когда яму, куда положили гроб с телом Игоря, засыпают мёрзлой землёй, мужчина надевает шапку и сам подходит к нам.

— Разрешите представиться, — говорит он. — Конюхов Юрий Андреевич. Полковник артиллерии в отставке.

— Очень приятно, — говорю я. — Леонид Зернов. Журналист, переводчик и учитель старших классов.

Остальные тоже называют свои имена.

— Вы друзья Игоря? — говорит Юрий Андреевич.

— Да, типа того, — говорю я. — А вы, простите, откуда его знали?

— Случайно познакомились, — говорит Юрий Андреевич. — Он меня от врача домой подвозил как-то. Ну и разговорились. Я ему телефон свой оставил. Так он звонил мне иногда, заезжал. Помянуть его надо бы.

— Сегодня никак ие получится, — говорю я.

— Да, я понимаю, — говорит Юрий Андреевич. — Рождество. А на Новый год вы что делаете?

— Не определились ещё, — говорю я. — Приглашений много. Трудно выбрать.