Брайтон-Бич опера

— Я выбрал десять самых солидных американских компаний, чьи акции продаются на бирже, и попросил Эдуарда составить их прогнозы на самое ближайшее будущее. Ну, кто из них вверх пойдёт, кто вниз. Он потрясающий парень, сказал, что как раз по бизнес-гороскопам в Англии специализировался и что с меня — как с друга Алёниного — он всего штуку за всё про всё возьмет, включая оплату визита. То есть двести баксов я сразу отбил.

— И что дальше? — спрашиваю я.

— Он потрясающе всё разложил. Как настоящий эксперт, — говорит Володя. — Американская экономика, говорит, в полных кренделях. Все акции только падать будут. Это я, правда, и без него знаю, но таким образом я его на вшивость проверил. Я ведь этими акциями долбаными сколько лет уже занимаюсь, а он не специалист никакой, и — в самую точку. Но там в моем списке одна компания была — я уже больше месяца к ней присматриваюсь. Им большой контракт правительственный светит, об этом даже В «Нью-Йорк таймс» писали, но Эдуард-то её не отслеживал, а сразу определил, что «UComm» — единственная из всего списка, кто резко поднимется — причём очень скоро. Он всё, конечно, планетами какими-то там объяснил, домами и углами, но мне ведь это до одного места, сам понимаешь.

— Сколько ты купил? — спрашиваю я.

— Брось, Лёш, — говорит Володя. — Я не лох. И потом, ты же знаешь, у меня сейчас взрослых денег и не осталось вообще. Купил всего штучку по шестнадцать баксов с копейками. Как удвоится, продам. Хотя Эдуард говорит, что там сейчас угол такой, что и в пять раз может вырасти, и в десять. Я вам по дружбе только старой всё это рассказываю, а там делайте что хотите. Дело ваше.

— Я вот, например, точно знаю, чего я хочу, — говорит Алик и подзывает официанта. — Пиво без водки, как известно, — деньги на ветер.

Как я в тот вечер добрался до Зарецких, я, честно говоря, помню смутно. Ещё более смутное воспоминание осталось у меня от всего, что произошло у них.

Помню только, что к моменту моего появления все уже в сборе и внимательнейшим образом слушают разливающегося соловьём Эдуарда. Сделав невероятное усилие, я начинаю постепенно разбирать, что он проводит подробнейший анализ состояния здоровья Розалии Францевны, которая буквально на каждую его фразу одобрительно кивает головой, подтверждая тем самым точность поставленного им диагноза. Исходя из каких-то одному ему ведомых тонкостей расположения звезд и планет, а также сложнейших взаимосвязей, возникающих в результате образуемых этими небесными телами геометрических фигур, Эдуард довольно точно устанавливает, что у его пациентки врожденный порок сердца, расшатанная нервная система, камни в почках и в желчном пузыре, хроническая гипотония, сопровождаемая острыми приступами мигрени, запущенный артрит и медленно прогрессирующая катаракта.

— Все? — выдыхает Розалия Францевна, когда Эдуард останавливается.

— К сожалению, нет, — говорит он. — Я ещё не коснулся дыхательных путей, потому что именно они у вас в самом плачевном состоянии. Обе части дыхательной системы — как верхняя, то есть трахея и гортань, так и нижняя, лёгкие, — находятся под Близнецами, а этот знак у вас поражён, причём очень сильно. У вас там Марс, да ещё в квадратуре с Луной вдобавок. К тому же в астрологии известно, что, когда планета-управитель Шестого, Восьмого или Двенадцатого домов попадает в другой дом, это указывает на серьёзные проблемы со здоровьем. У вас, к сожалению, сейчас самая тяжелая комбинация — управитель Шестого дома недавно вошел в Двенадцатый, а это прямое указание на то, что больниц и операций вам не избежать. С учетом сказанного выше о прискорбном состоянии Близнецов, я думаю, что у вас в лёгких опухоль, и в довольно запущенной стадии.

— Американские врачи — это сборище придурков и шарлатанов, — говорит Розалия Францевна своим скрипучим, замогильным голосом. — Два года уже лечат меня, а самое главное всё равно проморгали. Я так и знала, что смертельно больна, и очень благодарна вам, Эдуард, за то, что вы сказали мне правду.

— Да, положение действительно очень серьёзное, — говорит Эдуард. — Метастазы могут пойти в любой момент. Простите, что говорю вам такие неприятные вещи, но это мой долг. Как наследника, так сказать, одновременно Птолемея и Гиппократа.

— Дело не в этом, — говорит Розалия Францевна. — Ведь если я пойду к врачам, они тут же уложат меня на операционный стол. Будут торопиться, чтобы содрать со страховки побольше денег. На трупе моем им ведь ничего уже не заработать. Они тут всегда так: чуть что — сразу резать. Сколько раз я отказывалась уже. Может, потому только и жива до сих пор.

— Американская медицина очень несовершенна, — говорит Эдуард. — Для них это в первую очередь бизнес, и конечно же они стремятся побыстрее отправить человека в больницу или прописать ему самые дорогие лекарства. Желательно экспериментальные, чтобы их на нем опробовать, а потом статью научную на эту тему в журнальчик какой-нибудь тиснуть. Но в вашем конкретном случае операции можно избежать. На Востоке есть совершенно иные методы лечения.