Брайтон-Бич опера

— Понимаешь, — говорит Артём, когда они садятся за столик под большим зонтом, который очень слабо защищает от всё ещё жаркого, несмотря на уже начавшийся сентябрь, солнца. — Диспетчер этот, козёл вонючий, уволить грозит, а сам специально мне таких ездоков подбрасывает, на которых ничего не заработаешь. Стариков или хасидов, которые чаевых вообще никогда не дают. A я их ещё по старой моей работе помню. Когда мы с Додиком Рипштейном и другими пацанами их нa работу в Манхэттен возили. Кстати, я чего тебе сказать хотел. Там непонятка одна есть. Ты Додика этого хорошо знаешь?

— Нет, — говорит Игорь. — Пару раз видел всего. Он, типа, приятель того мужика, который мне комнaту сдаёт.

— Так ты не работал с ним? — говорит Артём.

— Нет, — говорит Игорь. — А что?

— Тогда ничего, — говорит Артём. — Раз не работал, то и ничего.

— Ну, ничего так ничего, — говорит Игорь. — А что диспетчер этот?

— Да козёл он, — говорит Артём. — Пидор гнойный. Думает, что я для удовольствия собственного на тачке его катаюсь. Мне бабки нужны.

— Бабки всем нужны, — говорит Игорь. — Ты хоть одного человека знаешь, кому они не нужны? Я, например, не знаю. Но чего напрягаться-то так? Тебе что, на жизнь не хватает?

— Ты в себе вообще, Игорёк, а? — говорит Артём. — Ты думаешь, прежде чем сказать что-нибудь, или просто так языком чешешь, потому что тебе звук собственного голоса нравится? Я по двенадцать—четырнадцать часов за рулем, с одним выходным в неделю, а получаю столько, что, когда предкам мою долю за хату и жрачку отдаю, ничего и не остается почти. Я же говорил тебе, сколько тут учёба нормальная стоит.

— Ну и что? — говорит Игорь. — У тебя учёба, у других — ещё что-то. Куда ни придёшь, с кем ни заговоришь — только бабки, бабки, бабки, бабки одни. Все разговоры — кто сколько получает, что за сколько купили, за сколько продали, сколько сэкономили, кого на сколько кинули. Тебе не надоело ещё, нет?

— Какая разница? — говорит Артём. — Кто нас вообще спрашивает, правится нам или не особепно? Ну, допустим, надоело, но разве от этого изменится что? Или меня в Колумбийский университет бесплатно учиться возьмут?

— Колумбийский университет — это круто, — говорит Игорь. — А я вон залог, который за меня эти два ханурика внесли, никак отбить не могу.

— Какие ханурики?

— Ну, знаешь, ходит тут по Брайтону лысый дядька такой, в черном прикиде и с бородой лохматой чуть ли не до пупка, — говорит Игорь. — Он мужику, у которого я комнату снимаю, то ли брат троюродный, то ли сват какой-то. Хрен их там разберет. И друган у него ещё есть — алкаш запойный, от которого баба к америкосу убежала. Короче, они скинулись тогда, внесли за меня полтонны баксов, потому что без этого мне тачку не давали. А я до сих пор им вернуть не моту.

— Чего так много они с тебя слупили? — говорит Артём. — Обычно триста — триста пятьдесят баксов залог.

— Ну, сказали, что я, типа, только приехал. Никто меня не знает.

— Тебя же Додик порекомендовал, — говорит Артём.

— Ну да, — говорит Игорь. — Только им ведь по тамтаму. Ладно. Поедем покатаемся ещё. Я ещё вообще сегодня ничего не накатал. Ну, разве на чебуреки, так я их уже съел.

— Не надо, Игорёк, я понял.

— Ты о чем?

— Ну, понял я, что те три сотни, которые ты у меня ещё неделю назад на два дня попросил, ты мне сегодня тоже не вернешь.

— Да я не к этому.

— А к чему? Просто так философствуешь, как тебе разговоры про бабки надоели? Дядек каких-то приплёл. Меня колышет, сколько кому ты ещё должен?

— Зря ты. Я правда не к этому.

— Ну, не к этому, тогда давай рассчитаемся сейчас и забудем, о’кей?

— Слушай, я же их у тебя не просто так просил. Мне действительно нужно было. Штучку одну прикупить. Оказия хорошая была. Не хотелось упускать.

— Прикупил?

— Прикупил.

— А я теперь что предкам моим скажу? Что они в этом месяце от уплаты ренты освобождаются? А вдруг этот пидор правда меня выпрет?

— Я тебе до конца месяца отдам.

— Каким образом? Нарисуешь?

— Ну чего ты нервничаешь так? Я же сказал отдам — значит, отдам.

— Я не нервничаю. Мне нервничать нечего. Главное, чтобы ты не занервничал.

— Пугаешь? — говорит Игорь уже гораздо менее дружелюбным голосом. — Не люблю я, когда меня пугают. С детства не люблю.

— Нет, Игорёк, — говорит Артём, поднимаясь изза стола, чтобы таким образом оказаться выше попрежне му сидящего Игоря. При этом он очень старается звучать решительно и угрожающе, но получается это у него неважно. — Что я, мама твоя, тебя пугать? Просто для тебя же лучше будет, если ты мне эти три сотни как можно скорее вернешь.

— А то что? — говорит Игорь. — Что будет, если не верну? Покусаешь меня?

— Мальчики, — говорит проходящая мимо их столика уборщица, — на улицу идите отношения выяснять.

— А мы уже выяснили всё, — огрызается Артём и опять поворачивается к Игорю. — Два дня тебе ещё даю. Два дня, а потом продам твой долг пацанам, которые просить не будут.

— Упырям, что ли? — с усмешкой говорит Игорь.

— Увидишь, — говорит Артём. — Мало не покажется.