Брак

Смелые для восемнадцатого века слова. С гневом восприняли их многие деспотичные отцы, которые уже подобрали для своих дочерей будущих мужей, собираясь использовать подросших красавиц в собственных меркантильных интересах.

Кто же он, этот прогрессивный мыслитель восемнадцатого века, друживший с Вольтером, Дидро, Гольбахом136,Д”Аламбером137, Гриммом138… и рассорившийся со всеми? Ну ладно, с последним из перечисленных поцапался потому, что Гримм «смел чистить ногти перед ним», а с остальными что не поделил?.. И откуда вообще взялся он такой ершистый и задиристый?..

Руссо – швейцарский Ванька Жуков, сбежал от побоев и голода из часовой мастерской навстречу судьбе и угодил в лакеи. После того как судьба так неудачно разыграла дебют, кажется, что партия безнадёжно проиграна, и никогда этот человек не скажет веского слова, но оказалось «эту песню не задушишь, не убьёшь139». Жаль не было у Руссо фамильного герба (лакеям не положено), иначе выбрал бы он себе девизом слова – «Хочу всё знать!» А потом бы сделал приписку – «И обо всём написать»…

С детства на своём горьком опыте Руссо знал, как не надо воспитывать ребёнка. Версию правильного воспитания была изложена им в романе «Эмиль», из которого, не без удовольствия, мною было процитировано выше. Роман многие посчитали утопическим. Но нашёлся человечек, который прочёл творение соотечественника с живейшим вниманием. Упомянул этого человека Шопенгауэр в «Афоризмах житейской мудрости»:

«…и никакие воспитательные приёмы Песталоцци не силах из природного олуха сделать мыслящего человека: никогда! – олухом он родился, олухом и умрёт»140.

Хочется верить, Серкидон, что написано это не о моих потугах преуспеть в Вашем воспитании. Уверен, что мы с Вами на верном пути, и с каждым моим письмом Вы становитесь и увереннее, и мудрее…

Итак, Песталоцци141. Вслед за Руссо он призывал воспитателя действовать сообразно с природой ребёнка, пояснял, что не главное научить рисовать палочки и верно произносить звуки: главное – направить юную душу в нужное русло, а молодого человека научить мыслить и уважать законы окружающего мира. Скромный человек и великий педагог Песталоцци встречался с Наполеоном, был обласкан русским царём Александром и не раз говорил: «Час рождения ребёнка есть первый час его обучения».

В последний свой час воспитатель миллионов оказался таким же неимущим, каким и родился. У него ничего не было, кроме имени, известного во всём мире…

Вернёмся, однако, к Руссо. Обо всех поклонниках его воспитательных приёмов писать не буду, но не могу не заметить среди них русского графа, описавшего своё золотое детство. Лев Толстой в пятнадцатилетнем возрасте носил медальон с портретом Руссо как образок. Фанател с юных лет, а когда в годы уже весьма зрелые организовал в Ясной Поляне школу для крестьянских детей, идеи швейцарского мыслителя (Руссо!) получили своё продолжение в опытах русского графа. Любить воспитуемого есть задача наиглавнейшая. Сложно должно быть учителю, а ученику должно быть легко и интересно.

Вспоминаю свою советскую школу. Всё было наоборот. Уроки давали ушлые тётки, которых и близко нельзя было подпускать к детям. Училки «учили» по шаблону и по учебнику. Устроили конвейер по производству неучей, одним из которых был Ваш покорный слуга.

Серкидон! Понимаю, Вам хотелось бы описаний, как любить невесту, будущего партнёра по брачного союзу, а не гипотетического воспитуемого. Но, милейший, а вдруг Вы решите внести свой вклад в народное образование? На чьи труды опираться? Вот на этот случай и совет: развивайте наработки Толстого, Песталлоци и, конечно же, Руссо – героя своего века и нашего нынешнего письма.

Как всякий настоящий герой, Жан-Жак искал дракона, с которым надобно поскорее сразиться, и нашёл его в лике католической церкви.

Следующий диалог из романа о воспитании говорит нам о том, что Руссо был не прочь воспитывать всех подряд, включая отцов церкви:

«– Хорошо: стало быть, люди будут говорить мне о том, что сказал Бог? Не лучше ли было бы, если бы Бог прямо сказал мне? Для Него бы было это не труднее, а я бы был избавлен от возможного обмана.

– Но Он свидетельствует истину Своих слов, утверждая посланничество Своих апостолов.

– Каким образом?

– Чудесами.

– Где эти чудеса?

– В книгах.

– А кто сделал эти книги?

– Люди.

– А кто видел эти чудеса?

– Люди, которые утверждают их.

– Как опять свидетельства людские! Все люди, которые рассказывают мне о том, что рассказывают другие люди. Сколько людей между Богом и мной!»142

Люди-посредники, сделавшие из подвига Христа преуспевающую индустрию, не на шутку переполошились. Они не хотели терять насиженные места. Под давлением церкви книгу «Эмиль» приговорили к сожжению рукой палача, автора решили для начала посадить в тюрьму, но Руссо успел убежать в Швейцарию; когда книга была сожжена в Женеве, Руссо побежал в Англию…

В конце концов, набегал манию преследования.

«Вся Европа в беспримерной ярости прокляла меня… Я был для неё нечестивцем, безбожник, сумасшедшим, бешеным, диким зверем, волком».