Она делает мягкие ноты фортепиано своими, подстраивая темп под свой знойный ритм, владея звуком, чтобы наполнить воздух плотским сексом и властью.
Это почти вульгарно, ее смелые и бунтарские движения, которые являются чистым, снисходительным возбуждением. И танец был бы признан вульгарным любым из ее инструкторов, я уверен… Но это все для меня, и я чуть ли не из кожи вон лезу.
Ноты затихают, оставляя ее на коленях и задыхающейся от напряжения.
Я провожу рукой по губам, понимая, что теперь этого никогда не будет достаточно. Я мазохист, который близок к тому, чтобы умолять ее продолжать заставлять меня страдать.
— Сначала.
Она вглядывается в меня, ее черты лица напряжены.
— Что? Это было недостаточно страстно для тебя? — То, как грубое слово скатывается с ее маленького язычка, такое манящее, подстегивает мою кровь, как наркотик.
— Я скажу, когда будет достаточно. — Я нажимаю кнопку «Play», и песня начинается сначала. Я ставлю ее на повтор.
Поднявшись на ноги, она выглядит почти побежденной, но я знаю, что это не так. Воспоминания о ней в душе — эти возбуждающие стоны; ощущение ее мокрых пальцев — в ней таится темное существо, которое пытается вырваться на свободу, и я хочу его спровоцировать.
Когда она начинает двигаться, я опускаюсь на сиденье, устраиваясь поудобнее.
Мы проделываем эту процедуру часами.
Каждый раз, когда музыка останавливается и тут же начинается снова, она не спрашивает, а легко переходит к новому танцу, каждый раз меняя его. Иногда он медленный и чувственный. Иногда — быстрый и яростный. Но каждый раз это новый танец, который она создает для меня.
Ее кожа блестит от пота, волосы всклокочены, и я представляю себе, как она дрожит подо мной в момент разрядки — грань между пыткой и наслаждением тонкая завеса. Ее мышцы слабы, тело истощено, и когда она пытается сохранить позу, то падает на колени.
До сих пор ей каждый раз удавалось поднять себя.
Я наклоняюсь вперед, прикрывая рот рукой.
Я раз за разом срывался, и, если мне придется нести ее, боюсь, я не смогу остановить себя от того, чтобы взять ее в самом слабом состоянии.
— Вставай, — приказываю я.
Упираясь руками в мраморный пол, она задыхается.
— Я не могу.
Она пытается ползти, и я встаю, чтобы встретить ее на полпути. Она падает на пол, раскинув конечности, падшим ангелом у моих ног.
Я отпускаю яростное проклятие, мой контроль над собой и без того напряжен до предела. Я опускаюсь на корточки и смотрю на ее покрытое пятнами лицо. Даже в худшем состоянии она самая прекрасная из всех, кого я когда-либо видел, — насмешливое искушение, созданное только для меня.
С покорным стоном я игнорирую болезненную эрекцию, скованную трусами, и закидываю ее слабую руку вокруг своей шеи. Ее кожа раскраснелась и горячая на ощупь. Я прижимаю ее стройное тело к своей груди и поднимаюсь на ноги.
Она издает недовольный звук, когда я несу ее к кровати. Но я, как обжора, стою перед матрасом дольше, чем нужно, смакуя ощущение ее тела, прижатого к моему, прежде чем уложить ее на пуховое одеяло.
Я иду в ванную и наполняю стакан водой из-под крана. Когда я возвращаюсь в комнату, воздух вырывается из моих легких. Вид ее на кровати возбуждает все плотские желания.
Я не милосерден. Я мог бы задушить ее в этой постели с тем же успехом, что и трахнуть, и потребность потакать обоим желаниям подталкивает меня к краю, где я обхватываю ее за шею и притягиваю к себе ее безвольное тело.
Взгляд тяжелеет, веки приоткрываются, рот приоткрывается. Мой враг практически повержен, и я могу пережать ей дыхательное горло и положить конец своим мучениям.
«
Я не уверен, думаю ли я об этом или говорю вслух, когда поднимаю стакан к ее рту.
— Пей. — Она кашляет, но вскоре проглатывает воду.
Я опускаю стакан и позволяю ей опуститься на кровать, не отрывая взгляда от ее лица, а сам провожу рукой по волосам, нервы у меня уже порядком потрепаны.
Глава 13
Цветы и Пули
Виолетта
Ночи слились воедино, как копия Моне, написанная кровью.
Искусство и боль.
Страсть и провокация.
Моя жизнь забрызгана самыми темными масляными красками. Цвета синяков. Оттенки опасных татуировок. Обесцвечивание желания.
Отметины. Раны. Разбитая кожа.
Кресты. Черепа. Кости.
Люциан стоит в моей комнате, как часовой, мой тюремщик с ключом наперевес.
Поначалу я с ужасом ждала ночи, ждала, когда он придет в мою комнату. Каждый вечер, как по часам, он стучал в дверь и входил. Садился на скамейку. Приказывал мне танцевать.
И я танцевала. Я освобождала свой разум, прежде чем двигаться под музыку, совершенствовалась, каждый шаг был спонтанным и подпитывался только моей страстью. Я верила, что если докажу ему, насколько я предана своему таланту, что я не позволю ему сломать меня, то в конце концов выиграю.
Но какова награда?