Брак и злоба

Я нахожу Виолетту в третьем отсеке и откидываю занавеску, напугав медсестру. Она готовит пакет для капельницы, держа иголку высоко, пока смотрит на меня, впиваясь взглядом в кровь на моем смокинге и коже.

— Как она? — спрашиваю я, двигаясь к краю каталки.

После долгой паузы, в течение которой она, вероятно, раздумывала, стоит ли ей предупредить охрану, она отвечает.

— С ней все в порядке. Лучше. Мы дали ей успокоительное, и ей наложили швы на щеку и плечо.

Я провожу большим пальцем по забинтованному порезу на ее лице, огонь переливается через край моей терпимости. Медсестра собирается вставить иглу, но я останавливаю ее.

— Ей это не нужно.

— Но…

— Здесь ей небезопасно. — Любой из Карпелла, жаждущий возмездия, знает, куда ударить.

По девушке, в которую я влюбился.

Я разрываю пластиковую больничную повязку на ее запястье и беру ее на руки. Я позволяю ее голове прижаться к моей груди и прижимаю ее к себе, ее маленькое тело такое хрупкое, что мне приходится сдавлено выдохнуть, чтобы убедиться, что я не держу ее слишком крепко.

Я слышу приглушенный доклад медсестры, которая сообщает кому-то по телефону о маньяке, укравшем пациентку, но все это уже забывается, когда я несу Виолетту по коридору и выхожу из отделения скорой помощи. Каждый шаг, который я делаю, чувствуя ее вес и ощущение, что она находится в моих руках, где ей и место, ослабляет спазм вокруг моего сердца. Эта девочка моя, и я забираю ее домой.

Глава 19

Его и Ее

Виолетта

Я полностью пришла в себя в машине по дороге к дому Люциана — моему дому.

Нашему дому.

Странно, что я даже не знаю, где этот дом, что семья, к которой, как я думала, я принадлежу, стала чужой, что дядя, который, как я верила, защитит меня в нашем темном мире… я вонзила нож в его сердце.

Уверена, когда шок от событий этого дня пройдет, я буду чувствовать что-то в связи с этим. Вину, раскаяние. Горе. Однако сейчас, когда Люциан несет меня по винтовой лестнице, я совершенно оцепенела.

Единственное, что я хочу чувствовать, — это надежность его сильных рук. В этот момент я чувствую себя в безопасности, даже любимой. Я никогда не думала, что мужчина, который заставлял меня дрожать, возвышаясь надо мной, который ставил на моей коже клеймо самым грубым прикосновением, может быть таким нежным. Но он обращается со мной так, будто я фарфоровая. Как будто я могу разбиться.

Молча он входит в ванную комнату и включает свет, устанавливая слабый диммер, каким-то образом зная, что мои глаза не могут выдержать яркого света.

Он ставит меня на ноги, затем ведет к туалетной скамейке. Мое свадебное платье порвано и испачкано. Юбка из тюля выцветшая и порванная. Блестящий лиф пропитан кровью. И я до сих пор без трусиков. При воспоминании о том, как Дэмарко с силой сорвал их с меня, у меня сводит живот.

Люциан перехватывает мой взгляд и, видимо, читает мои мысли, потому что проводит ладонью по моей щеке и говорит:

— Он мертв. — Я поджимаю губы.

— Хорошо. Он был мудаком. — Призрак улыбки крадется по его губам.

— Не думай о нем больше никогда. Он — выжженная земля. — Я молча киваю, пока он не встает и не направляется в душ. Мой взгляд изучает царапины на его руках, которые, должно быть, нанес мой кузен. Люциан убил его. За то, что он причинил мне боль. Возможно, я должна была бы чувствовать себя потрясенной, но все, что я чувствую, — это облегчение.

Он включает душ, проверяя температуру, а затем начинает сбрасывать с себя одежду, которая еще больше испорчена, чем мое платье. Когда он снимает пиджак, обнажая окровавленную рубашку, я задыхаюсь.

— Ты ранен. — Он смотрит на порез вдоль грудной клетки, словно только что вспомнил, что был ранен.

— Я в порядке. — Он снимает рубашку и брюки, и я с затаенным дыханием наблюдаю, как он обнажает всю свою соблазнительно чувственную кожу и накаченные мышцы. Шрамы и чернила, новые раны, которые зарубцуются и пополнят болезненный гобелен его тела, рассказывающий историю его жизни.

— Где твоя аптечка? — Я знаю, что она у него есть.

Люциан нетерпеливо проводит рукой по волосам, а затем берет аптечку из ящика. Он начинает обрабатывать рану, а я беру вату из его рук.

— Теперь это моя работа, — говорю я ему.

Пока я обрабатываю его порез, очищаю и перевязываю, Люциан наблюдает за мной, с любопытством приподняв бровь. Признаться, мне никогда не приходилось перевязывать кого-то после смертельной схватки… но у меня было много практики с ногами.

Дрожь пробегает по моей руке, когда я заканчиваю перевязку. Я знаю, что не могу попросить его не раниться: я теперь замужем за преступным миром.

— Я постараюсь, — говорит он, и мой взгляд встречается с его пониманием.

Я прикусываю уголок губы и киваю.

Он берет меня за руку и ведет так, что я оказываюсь к нему спиной. От того, как ловко он расстегивает застежки на платье, по моей коже пробегает возбуждающая дрожь. Вскоре свадебное платье падает на пол, оставляя меня обнаженной.

Я выхожу из платья, и он выбрасывает его из ванной.

— Мы его сожжем, — говорит он с жесткой ноткой в голосе.