Брак и злоба

Звук мучительной нужды отдается в моей чувствительной плоти, подогреваемой его дыханием.

— Я хочу, чтобы ты кончила для меня, Кайлин Биг. — Он лижет мою щель до самого клитора, лишая меня рассудка. — Потому что, когда я буду трахать тебя, ты должна быть готова.

Мои глаза закрываются от грубого тона его голоса, и я почти кончаю по команде, даже не нуждаясь в проникновении, пока он лижет мою киску. Мои бедра двигаются, тело просит трения, и когда он проводит пальцами по моим складочкам, посасывая клитор, я кончаю без всякого проникновения. Я вцепляюсь пальцами в его волосы и бьюсь об него, выгнувшись спиной от стены душа.

Он поднимается на ноги, чтобы проглотить мои стоны, берет меня за бедра и прижимает к себе под струей воды. Я обхватываю его бедра ногами, пока остатки шампуня смываются. Люциан выключает воду, прежде чем вынести меня из душа.

Он держит меня на руках, пока включает кран в ванной. Я прерываю поцелуй, чтобы вопросительно посмотреть на него.

— Думаю, мы достаточно чисты, — говорю я насмешливым тоном.

Глубина его голубых глаз поражает.

— Я не умею быть нежным, но ради тебя я постараюсь. Так я не потеряю контроль.

От его признания по мне пробегает волна осознания. Я смотрю на него, впервые осознавая его пристрастие к воде. Интересно, осознает ли он это, или какая-то его подсознательная часть нуждается в очищающих свойствах воды? Он плавает после выполнения работы и даже перед тем, как отправиться в путь. Именно душ вернул мужчину с темного края в ту ночь, когда он вернулся домой весь в крови.

Так что вполне логично, что после всех этих кровопролитий, в день, который должен был стать началом, а вместо этого был пропитан таким количеством смертей, мы должны оказаться вместе в ванне с водой, очищая друг друга и становясь одним целым.

Я выдерживаю его неуверенный взгляд и киваю.

— Я доверяю тебе, — говорю я, прежде чем поцеловать его, любуясь тем, как яростно он теряет себя во мне и стонет мне в губы.

Он заходит в ванну и опускает нас, прижимая меня спиной к самой глубокой части. Вода поднимается до моей талии, когда он устраивается между моих ног. Он опирается рукой о бортик ванны, и, боже, вид его руки, напряженной сверху, обнимающей меня, его красиво очерченное тело, покрытое твердыми мускулами, — это самое сексуальное, что я когда-либо видела.

Я качаю головой, опираясь на ванну.

— Ты просто… слишком большой мужчина, — говорю я.

Его смех звучит внезапно и неожиданно, и это самый прекрасный звук. Я удивленно смотрю на него, запечатлевая в памяти образ его улыбающегося лица.

Он проводит большим пальцем по моей щеке, задерживая взгляд на моем лице.

— Господи, я хотел тебя именно такой с того момента, как увидел. — Его признание скользит по мне, как манящее течение, унося мою неуверенность прочь, когда он склоняет меня к чувственному поцелую. Его рука поклоняется моему телу, его прикосновения становятся все более настоятельными, неистовыми. Грубыми.

Хотя я чувствую, что он сдерживается, сдерживает себя. Я не хочу этого — я хочу его всего. Ярость, гнев и дикая, безумная страсть. Я еще больше распаляю поцелуй, скребу ногтями по его спине, чтобы подтолкнуть его ближе. Прижатие его члена к моему входу посылает отчаянную, пустую боль в мое сердце, и я поднимаю бедра в молчаливой капитуляции.

Он разрывает поцелуй, упираясь лбом в мой лоб и делая размеренные вдохи. Затем он захватывает мою челюсть и наклоняет мое лицо к себе, чтобы заглянуть в мои глаза, пока он надавливает на мои складки.

— Ты чертовски красива, Кайлин Биг, ты уничтожаешь меня. — Он входит в меня медленно, вода немного притупляет трение, но недостаточно. — Блять, ты еще такая мокрая… — Он говорит это как обвинение, как будто злится на меня или на воду за то, что она его предала. Он закрывает глаза от натиска, пытаясь войти в меня так, чтобы не причинить боли. — Ты душишь мой член, такая тугая. Проклятье.

Я прикусываю губу, его полнота входит в меня с неприятным давлением, резкая, пронзительная боль перехватывает дыхание. Но когда он заполняет меня, погружаясь внутрь и посылая трепет восторга в мою грудь, я не могу остановить свои бедра, чтобы не тереться об него, требуя большего.

Медный привкус крови проникает в мой рот из разбитой губы. Его взгляд фиксирует это зрелище, тело замирает. Словно хищник, почуявший добычу, голод овладевает им, плотский и всепоглощающий, прежде чем он нанесет удар.

Я облизываю губы, и он следит за этим движением с хищным намерением.

— Делай мне больно, пока не станет приятно, — задыхаясь, прошу я.

— Tá tú ag dul a dhéanamh fucking dÚsachtach dom, — говорит он, переходя на ирландский, его акцент так чертовски сексуален, что я теряю рассудок. Я не уверена, что он даже осознает это, его глаза пылают и пожирают меня, когда он вынужден отказаться от контроля.