Брак по драконьему обычаю, или с Новым Гадом, наследница!

— Все будет хорошо, Зар. Я справлюсь. И мы отсюда обязательно выйдем, — кристально-чистые, лилово-золотые глаза трау внимательно, словно оценивающе оглядели меня. А потом брат едва заметно кивнул, насколько позволяли путы.

Он в меня верил! А, значит, горы свернем!

Я шагнула прямо к статуе, не могла не любоваться я этой дивной, смертельно опасной и ядовитой красотой!

«Кровь дарует суть», — вот, что было написано на пьедестале.

Ладно, Терри. Это не страшнее, чем сдавать анализы, да и не боялась я никогда вида крови, не брезглива.

Края у кубка острые. Да и завитушки тоже — оп, укольчик, сестра! И тягучие капли неожиданно темноватой для землян крови падают в кубок. Ещё немного. Ещё капельку! Капельки и падают. Одна за другой. Одна за другой. До тех пор, пока я не отрываю руку, поспешно затыкая порез краем академического камзола.

Ничего не происходит — ровным счетом! Земля не пытается разверзнуться, не грохочет гром, никто зловеще не хохочет… тишина. Пустота. Шуршание Зара. Озноб, что вдруг продирает до костей. Иней. Иней снова ползет по небольшой клетушке без окон и дверей. Иней заполняет все собой, мерцающей хмарью, стремительным броском отвоевывает себе простор, разлетается поземка. Откуда?

Холод. Такой, что вдохнуть больно! Снег скрипит, снег укрывает плиты — а ведь небо где-то далеко-далеко! И правда, чертовщина! Вечера на хуторе близ Дика… то есть траусской столицы. И что-то мне подсказывает, что не с моими куцыми познаниями адепта-первогодки пытаться совладать со стихийным буйством.

Что? Что делать? На все размышления и минуты нет, мне кажется, что как только снег заполонит все кругом — мы просто задохнемся! Вот так шуточки богов! Кровь и магия, да?!

И я делаю то, что нам строжайше делать запретили. На первой же дисциплине высокий темноволосый оборотень, магистр Гррам, буквально едва ли не палкой вбивал! Ну, пытался, по крайней мере, вбить в буйные студенческие головы единственный важный — по-настоящему, без шуток — запрет. Никогда не давать стихиям воли. Никогда не позволять стихиям взять верх над разумом человека.

Не выпускать их наружу. Не слушать их песнь. Никогда. Никогда. Никогда. Главный человек — и точка! Но я ничего не умею. Даже не знаю, как магию правильно отдавать. Мы только учимся обращаться с магическими потоками — и это надолго. Особенно, с моим набором стихий.

И я открываюсь. Полностью, выворачиваю себя наизнанку — и просто прошу о помощи. Чтобы услышать довольный рев освобожденного из оков хищника. Тьма. И вьюга. Они входят в мои вены, растворяются в них, освобождают что-то важное в душе, срывая все скрепы. Больно? Нет! Мне легко. Да так, что на губах расползается счастливая улыбка, и я хохочу заливисто, поглаживая созданного из капризной снежной сыпи коня.

Белогривая моя лошадка бьет недовольно копытом, выдыхает крошево льда и косит глазом, полным тьмы — неизбывной, великолепно-мрачной, завораживающей! Эдакое — что прикажет госпожа? Да ничего, ты что! Я только прошу… Мне не по силам сражаться с тобой, я не хочу покорять тебя, а только договориться… пока что…

Мы же можем?

Да — пела тьма, танцуя со мной и нашептывая свои тайны. Капельку зловещие, но сведения про древние кладбища, восставших мертвецов, кровожадные души и призраков — для Хэллоуина то, что нужно!

Я смеюсь. Искренне, от всей души. В этот момент мне кажется, что я играю на скрипке, сотканной из тьмы, а конь ледяной выбивает копытами искры в такт музыке, словно дирижируя ей.

Когда-то давно (и неправда, конечно), мама — моя земная мама водила меня в музыкальную школу. На скрипку. Тогда я ужасно бунтовала, терпеть её не могла, инструмент портила, с педагогами ругалась — мелкая бунтарка, что поделать! А потом… закончила музыкалку и забыла.

Оказалось — нет. Все помню. И пальцы помнят, как создавать этот штормовой вал, и разум, что рождает смесь феерического «Шторма» божественной Ванессы и чего-то ещё, диковинного, магического, что шло от души. Тьма клочьями и неведомыми диковинными фигурами срывалась с пальцев. Тьма дарило упоительное ощущение могущества, счастья, восторга, полноценности, пожалуй.

Но даже здесь и сейчас я не могла забыть морозные глаза, точеные черты лица, растрепанные винные пряди и жаркие объятья. И волшебство полета. Хвост и крылья в небесах…

Пальцы терзали смычок, душа пела и летала, искрилась, отдавала себя… Не знаю, в какой момент я поняла, что ещё немного — и стихия меня поглотит. Поняла — но ничего уже не смогла бы сделать, правильно нам обещал шкурку содрать уважаемый магистр!

Но я и испугаться не успела — кочерыжка ледяная — потому что жесткие пальцы сомкнулись на моих запястьях. Стихия зарычала, взъярилась — и бессильно опала.

Кровь наша суть. Я попыталась вывернуться. В ушах тонко-тонко звенело, предательски дрожали коленки.

— Ты заставила петь мое сердце, темная. Все же есть в вас под ледяной коркой безумная натура, что так радует глаз и слух, — певучий голос пронзил насквозь, заставляя запрокинуть голову.