— Сегодня, взглянув на Сильвию, я поняла, что она скоро уйдет от нас… Ты должен как следует подумать, Чарльз. Возможно, ты сочтешь необходимым порвать наши отношения. Ты так любил Сильвию и любишь ее до сих пор — возможно, всего лишь память о ней, но какую боль ты испытаешь, когда поймешь, что другая женщина не может заменить ее?
— Ты хочешь сказать, что мне не на что рассчитывать, даже если я сделаю тебе предложение?
— Мне казалось, мы понимаем друг друга. Послушай, если ты уверен, что, женившись на мне, ты снова обретешь счастье, для меня этого будет вполне достаточно. Но… я никогда не смогу дать тебе то, что дала тебе она…
— Даже если и так, все равно это больше, чем я заслуживаю! Оглядываясь назад, я понимаю, что ты спасла меня от одиночества. Я уважаю тебя и восхищаюсь тобой, но это вовсе не означает, что я предаю Сильвию!
— Довольно, Чарльз! Мы и так сказали друг другу больше, чем должны были… — решительно проговорила Фанни и, печально вздохнув, добавила: — Я так любила ее…
— И она любила тебя… Если бы она могла, то сказала бы тебе, что все, чего она хочет, это чтобы мы — я и наши дети — чтобы мы были счастливы… Женщины — самые прекрасные создания на земле, а она была одной из самых замечательных женщин…
По дороге в Брокетт Фанни пришла в голову мысль, что они говорили о Сильвии так, словно она уже умерла и они оплакивают ее кончину. В некотором смысле это было правдой, ибо она уже несколько недель не приходила в сознание, и день ото дня силы покидали ее беспомощную плоть. Фанни понимала, что настала пора задуматься о своем будущем и принять окончательное решение.
Она была искренне привязана к Чарльзу и питала к нему самые нежные чувства, но понимала, что это вовсе не та пылкая страсть, о которой пишут в романах. Они были скорее друзьями, чем любовниками, и Фанни считала, что таких отношений вполне достаточно для удачного замужества. Кроме всего прочего, она очень привязалась к его детям и к его некогда гостеприимному дому, и, возможно, эта привязанность значила для нее даже больше, чем ее отношение к самому Чарльзу Эшу.
Она слишком долго жила заботами и радостями своей семьи, всегда оставаясь на вторых ролях, и не было ничего удивительного в том, что теперь ей страстно хотелось стать полноправной хозяйкой Эш-Мэйнор — и хозяйкой своей собственной жизни.
Брокетт гудел, словно пчелиный улей: Каролина сообщила Фанни, что через несколько дней должен приехать Уильям в сопровождении леди Мельбурн и Эмили и в доме полно работы.
— Как хорошо, что ты приехала! — радостно воскликнула Каро, но тут же с тревогой добавила: — Ты опять была с ним? Не нравится мне все это, Фанни! Ты всегда старалась держаться в стороне от любых скандалов, но, боюсь, если ваша странная дружба не прекратится, сплетен не избежать.
— Какое это имеет значение? — пожав плечами, спокойно ответила Фанни.
— Очень большое! Ты девушка на выданье, из хорошей семьи… Если бы тетя Джорджи была жива, она бы помогла тебе составить хорошую партию…
— Я сомневаюсь, что принадлежу к тому сорту девиц, которые выходят замуж по наставлению родителей, — не задумываясь, парировала Фанни.
— Что за глупости! Послушай, ты слишком привлекательна, чтобы остаться без мужа, и ты не хуже меня знаешь, что твоя связь с Эшем порочит твою репутацию. И не забывай о том, что ты не бесприданница — у тебя есть драгоценности тети Джорджи и деньги, которые оставил тебе отец. Только скажи, и я моментально подыщу тебе какого-нибудь симпатичного и благовоспитанного молодого человека!
— Дорогая моя Каро, — смеясь, ответила Фанни, — я тебя просто не узнаю! Откуда весь этот прагматизм? Ты вышла замуж, потому что любила Уильяма, а я если вообще когда-нибудь и выйду замуж, то только за человека, который будет для меня скорее другом, чем пылким любовником и чьи вкусы и увлечения будут соответствовать моим.
— Например, твоей любви к шахматам, — ехидно заметила Каро.
— Это потрясающая игра, и Чарльз играет гораздо лучше, чем я, — невозмутимо проговорила Фанни.
Каролина посмотрела на нее с ужасом:
— Не говори в таком тоне! Это звучит так… холодно, почти что жестоко! Бедная Сильвия… ведь она может прожить еще годы!
— Едва ли, Каро, и, думаю, никто не стал бы желать ей этого. Силы покидают ее, и она по-прежнему не приходит в себя. Она дышит — и это все.
— Как это невыносимо грустно…
— Хуже всего было, когда она поняла, что надежды на выздоровление нет… А сейчас… Сейчас скорее можно пожалеть ее сыновей, которые выглядят совершенно осиротевшими. И Чарльз остался совсем один.
— Если не считать тебя.
— Да, если не считать меня. Послушай, Каро, тебе не о чем волноваться. Мне уже двадцать три года, и я вполне могу позаботиться о себе сама. Мы с Чарльзом — добрые друзья, и в наших отношениях нет ничего такого, что могло бы запятнать мою репутацию.
Каролина, немного помолчав, спросила:
— Он знает о тебе… ну, о тете Джорджи?
— Да. Кроме тебя и Уильяма, он единственный человек, кому я об этом рассказала.
— Если ты сказала ему, значит, ты решила, что он имеет право знать… Он так важен для тебя?