«Успокойся, пожалуйста!» – Мой отчаянный мысленный крик погас в глухой пустоте.
– Клара! – крикнул лорд.
Оттолкнув меня, замершую у самого входа, в спальню вбежала горничная. Мигом разобравшись, что к чему, она сноровисто перехватила вырывающегося ребенка. Лорд Кастанелло бросился к дорожной сумке.
Он злился: это было заметно по дерганым, грубым движениям, с которыми лорд перебирал лекарства. Флаконы жалобно позвякивали. Лорд продолжал искать, что-то бормоча сквозь стиснутые зубы.
– Я не ожидал, что следующий приступ может начаться так скоро. Раньше такого не случалось, всегда оставалось время, чтобы подготовиться. А лекарство… – Он отбросил в сторону бесполезную сумку.
Внезапная догадка вспыхнула в моем сознании. Я пошарила по карманам платья и, нащупав нужный пузырек, протянула его лорду.
– Вы искали это?
Мгновение лорд молчал. Затем, коротко кивнув, взял у меня успокоительное зелье, которое я отобрала у Лоиссы в далекую тревожную ночь.
Клара держала ребенка, прижимая его к кровати. Лорд поднес флакон к губам сына и заставил его сделать глоток. Придерживая голову ребенка, супруг влил ему все зелье до последней капли. Постепенно мальчик успокоился, дрожь прекратилась, мышцы лица расслабились, дыхание стало глубоким и ровным. На смену припадку пришел сон без сновидений.
Лорд Кастанелло бережно опустил сына на подушки.
Клара отступила от кровати.
– Милорд, простите меня, я не уследила… я не думала…
Супруг жестом остановил ее:
– На сегодня можете быть свободны. Вернитесь в поместье и пошлите за нами, когда прибудет лекарь.
Поклонившись, горничная поспешно вышла, оставив нас одних.
Лорд избегал смотреть в мою сторону. Все его внимание было сосредоточено на сыне.
– Что с ним? – наконец спросила я.
Глупый, бессмысленный вопрос, но я не могла придумать другого, а молчание в этой комнате, больше похожей на склеп, давило, словно надгробная плита.
– Я не знаю, – тихо ответил лорд. – Знаю лишь, что это длится уже пять лет и что артефакты считывают у сына всплески ментальной магии, такие же странные, проявляющиеся и исчезающие, как и ваши. Элейна, моя первая жена, понимала в этом куда больше меня, но…
Он замялся, с трудом подбирая слова.
– Лорд Кастанелло, – окликнула я его, – я видела кое-что, и, думаю, это может быть связано с вашим сыном. Кошмар, разбудивший меня… знаю, это прозвучит глупо и странно, но я видела сон Даррена. Сначала мне показалось, будто жизни вашего сына угрожает опасность, потому и позвала вас сюда, но теперь… Теперь я думаю, что это было видением из прошлого. Видением, которое Даррен неосознанно пытался мне передать.
Взгляд лорда, казалось, прожигал насквозь. Он замер, ловя каждое мое слово.
– И что вы увидели, миледи?
– Комнату. – Я напряглась, вспоминая. – Богато обставленную. Золото, кристаллы. Дорогая люстра.
– Продолжайте, миледи. Не упускайте ни одной детали.
– В комнату вошел человек. Мужчина. Высокий. Я не видела его лица. Только руку с перстнем на указательном пальце. Кольцо с красным камнем. Он потянулся к вашему сыну.
– И? – Лорд всем телом подался ко мне.
– Все.
Супруг разочарованно выдохнул.
Я молчала. Воспоминания о руке, неотвратимо приближавшейся к испуганному ребенку, захлестнули меня. Перед мысленным взором снова возник светящийся красный кристалл, вспыхнувший, словно пожар в сухом лесу. Словно десятки огней, озаривших причал и озеро. Словно свет пропитанной дурманом свечи.
«Моя драгоценная…»
– Что с вами, миледи? Вы вспомнили что-то еще?
Я обхватила себя руками.
– Да, – отчаянно прошептала я. Голос срывался. – Я не могу сказать, кто он, потому что никогда не видела его лица. Но… тот человек с перстнем… Я не уверена, но… У меня тоже были видения, как и у вашего сына. Смутные, неясные, путаные. Раньше я считала их дурными снами, но сейчас мне кажется, что это были не сны, а что-то другое, стертое, подавленное. И каждый раз в них присутствовал один и тот же человек. Неизвестный мужчина, всегда за моей спиной. Он касался меня – как касаются только менталисты. Вторгаясь…
Лорд Кастанелло побледнел. В одно мгновение из него словно выпили все силы, и он тяжело опустился на край кровати. Лицо его, искаженное болезненной гримасой, застыло.
– Фаринта… вы полагаете, что менталист, мужчина из ваших видений, мог повлиять и на Даррена? Спровоцировать все… это?
У меня не было сил даже кивнуть. Меня била крупная дрожь. Воспоминания, пугавшие меня прежде, из-за чего я упорно загоняла их как можно дальше вглубь своей памяти, теперь не хотели возвращаться. Перед глазами стояла белесая туманная муть, а под ней…
Пустота.
Там, где должно было быть мое прошлое – детство, юность, первая любовь, – зияла пугающая, неестественная пустота. Теперь я особенно остро осознала, отчего мне вдруг стало плохо, когда лорд Кастанелло спросил о моем детстве, о тоске по семье – я ничего не помнила. Воспоминания украли, стерли из памяти.
Уничтожили вместе с большей частью моей жизни.