И тут я похолодела. А что, если отравлен был вовсе не тот ужин, который лорд Кастанелло скормил Милорду-коту? Что, если яд – кацин – подсыпали в еду на день раньше, когда мы ужинали вместе? Случившееся с Лоиссой явно показало, что при контакте с телом артефакт защищал своего владельца от любых ядов, даже принятых в смертельной дозе. Мы с Ильдой сняли с кухарки пропитанное кровью платье, и кацин тут же начал действовать. Что, если то же произошло бы и с лордом Кастанелло, поддайся он вызванной дурманом страсти?
При мысли о том, что утром я могла бы очнуться в одной постели с остывшим телом супруга, меня бросило в дрожь. Под воздействием зелья, туманящего рассудок, я бы даже не поняла, что лорд умирает, и не сумела бы помочь. Внезапно мне вспомнился кошмар, приснившийся в ночь после побега, и меня затрясло еще сильнее. Как, как возможно, что тот страшный сон о мертвом лорде Кастанелло чуть не стал жуткой реальностью?
Но и попытка толкнуть меня в объятия супруга не увенчалась успехом, и злоумышленнику пришлось искать другие способы, чтобы избавиться от кристалла, отравить его хозяина и навлечь на меня подозрения в убийстве. Сначала чуть не погиб Милорд-кот, острый нюх которого мог выдать того, кто использовал дурман. А потом мое любопытство навлекло беду на Лоиссу, которой велели выкрасть кристалл, а после принять смертельную дозу успокоительного. Когда – не без моего участия – и этот план не сработал, зельевар использовал кацин, который должен был подействовать уже наверняка.
Мне удалось вырвать Лоиссу из лап смерти лишь благодаря Ильде и нескольким каплям яда, оказавшимся в лекарстве для кота. Кухарка ускользнула от зельевара, оказалась вне его досягаемости, и признание обманутой девушки, да к тому же потерявшей ребенка, стало лишь вопросом времени. Так рисковать отравитель не мог. Поэтому стоило только лорду Кастанелло вернуться в поместье, как случился пожар. Пожар, в котором должна была погибнуть я, а возможно, и все слуги. Кроме, быть может, одного лорда, который мог выбраться из горящего дома с помощью магии.
Если бы, конечно, милорд очнулся прежде, чем на него подействовал угарный газ. Ведь должен же был он, как и все остальные, услышать взрыв, почувствовать неладное… если бы не был столь измотан в день своего возвращения.
Или…
Во дворе, где-то на грани слышимости, заурчал мотор. Руджеро Бренци покидал поместье.
Я подскочила в кровати и едва сдержала панический вскрик, боясь разбудить спящую экономку.
…Или его глубокий сон вовсе не был вызван истощением. Или все это было проверкой. Лорд единственный из всех попросил себе кофе без циндрийских приправ, а я после новостей о разводе впала в такое оцепенение, что не догадалась осмотреть свою чашку, напиток в которой едва пригубила. Теперь я была уверена, что увидела бы в чашке не специи, а осевший на дно серый порошок.
Пока Мелия ждала распоряжений у дверей гостиной, кто-то добавил в кофе зелье – слабый яд или снотворное.
Это была проверка, и лорд Кастанелло ее не прошел.
И Арджеро, кем бы он ни был, скорее всего, уже знал об этом.
– Господин Бренци уехал? Мне нужно срочно связаться с лордом Кастанелло!
Я буквально влетела на хозяйственную половину дома. Вчера вечером кухню очистили от мусора и сгоревшей мебели, оставив внутри лишь чугунную плитку да пару закопченных шкафов, отчего помещение выглядело непривычно пустым и неуютным. Но даже так старая кухня была куда удобнее, чем дворовые летние жаровни, и Мелия, все еще замещавшая Лоиссу, сразу же вернулась туда вместе со всей уцелевшей утварью, громоздившейся сейчас на нескольких наскоро изготовленных братьями Ленс открытых полках.
– Господин Руджеро был здесь с полчаса назад, – отозвалась горничная, отрываясь от томящегося на плитке горшка. – Помог мне на кухне обустроиться, а после сказал, что поедет за лордом Кастанелло. – Увидев мое лицо, она охнула. – Что-то случилось, миледи? У вас все в порядке?
Я едва переводила дух после бега. Мелия выжидающе смотрела на меня. Рядом с ней на табурете примостился дворецкий с чашкой кофе, а у окна я увидела знакомого мальчика-подростка с сумкой через плечо, тоже сжимавшего в руках дымящуюся кружку.
Для своих четырнадцати он был невысок и худ. Темными вьющимися волосами мальчик пошел в отца, а оттенок кожи, унаследованный от матери, был немного темнее, чем у большинства жителей Аллегранцы. Младший сын Кауфманов глотал пряный кофе и смешно фыркал, когда слишком горячая жидкость обжигала рот.
Сердце взволнованно забилось. Неужели старому мастеру все же удалось что-то выяснить? Как же вовремя!
– Здравствуй, – поприветствовала я Кауфмана-младшего. – Ты Тори, верно?
Мальчик улыбнулся, обрадовавшись, что я его узнала.
– Точно, госпожа Фаринта… то есть я хотел сказать, леди Фаринта, – тут же поправился он. Отставив чашку на подоконник, Тори залез рукой в сумку и вытащил оттуда письмо. – Отец велел передать это лично вам в руки.
– Спасибо, Тори.