— Вот здесь кончается моя Комотовка, — проговорил он, когда они подошли к дамбе небольшого пруда, заросшего камышом и затянутого таким толстым слоем ряски, что она не прорвалась, когда Валентина бросила в нее камешек. На том берегу, полого спускавшемся к воде и окаймленном старыми кривыми деревьями, проходила, петляя, дорога, связывавшая ту, по которой приехала из города Валентина, с венским трактом на южном склоне Виткова. Здесь, в уединении и тишине, оттененной гневным жужжанием насекомых, трудно было представить, что столица королевства совсем рядом, и, пожалуй, не менее трудно было вообразить, что молодая женщина в бумазейной юбке и сером переднике, пышная и румяная, без тени смущения усевшаяся на дамбе, боком, словно пастушка, опершись на левую руку — и есть та самая нарядная дама, которая умеет принимать гостей в патриотическом салоне Борна на Жемчужной улице. Потрясенного Мартина снова обжег лейтмотив его любовной песни: черт возьми, до чего хороша! Ух, хороша! — Застенчиво подсаживаясь к ней, он успел еще подумать: ох, вот бы мне такую…
— Я думаю, вам тоже надо, милостивая пани, вложить деньги в земельные участки, — заговорил он, чтоб подавить свое возбуждение, от которого у него пересохло во рту и в горле. — Вы ведь сказали, что все ваше состояние — в акциях Западной дороги, верно?
— Верно, и я очень этим довольна, — ответила Валентина. — Они идут по сто двадцать процентов выше паритета и приносят мне одиннадцать процентов чистой прибыли, не так уж плохо, правда?
Да, это неплохо; но Валентина не знает того, что известно Мартину. Оп давно хотел ей рассказать, да не знал, как подступиться; а теперь, раз уж об этом зашла речь, он все ей расскажет. Западная дорога, как известно, проходит через его родной город, через Рокицаны, и там-то Мартин услышал кое-что занимательное. А именно вот что: сейчас сказывается то, что во время строительства дороги наводили экономию, и построена она на живую нитку. Например, переезд над шоссе у Церговиц, небольшой такой виадук, после восьми месяцев движения настолько обветшал, что пришлось подпереть его бревнами, а между Рокицанами и Пльзенью, возле Храсте, обвалился кусок насыпи. Это, пожалуй, мелочи, но если, не дай господи, на дороге произойдет несчастье — акции полетят вниз, и Валентина все потеряет, это говорит ей он, Мартин.
— Послушайте, Недобылочка, — неожиданно перебила его Валентина, — как было дело с теми прокламациями?
— С какими прокламациями? — переспросил он, хотя прекрасно понял, о чем она.
— Ну, с теми, изменническими, с патриотическими, которые вы будто подкинули в гимназии.
Когда он, недовольный таким отклонением, нехотя ответил, что ничего и не думал подкидывать, это все басни, а листовки ему подложил под матрас какой-то негодяй, — пани Валентина облегченно вздохнула.
— Я так и думала, ведь это вовсе на вас не похоже.
Вот Бори, — продолжала она, — этот мог бы, тут она ничуть бы не удивилась, человек он, правда, образованный, ученее не сыщешь, а только фантазер и ветер у него в голове; зато Недобыл — человек основательный, степенный! Однако пусть он никому не признается, как там на самом деле было с листовками — кто знает, может, когда-нибудь эта басня придется кстати, потому что патриотизм больно в моду вошел. Вон у Борна эта идея окупилась, хотя он искренне в нее верит, — почему бы ей не окупиться и у Мартина?
— А я все-таки рада, что это басня, — прибавила она, близко и пристально глядя на него синими глазами. — А то мне было бы неприятно, Недобылочка, и ведь только это одно и было мне в вас неприятно.
Ободренный таким признанием, Мартин обнял ее за талию и поцеловал во влажные, полураскрытые губы.
— Не здесь, не здесь! — шепнула она. — Тут нас могут увидеть…
Спустя полгода, в январе шестьдесят четвертого, устроив для своей падчерицы Лизы новую квартиру на проспекте Королевы Элишки, пани Валентина тихо обвенчалась с Мартином Недобылом в костеле св. Гавла, что в Старом Месте пражском.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
МАГИСТРАЛЬ ПРАГА — ПЛЬЗЕНЬ
ПРИЗРАК
1
…Призрак, стой я должен знать тебя!
О, человеческая глупость…