Над головой пролетела пара птиц, перекрикиваясь между собой. Это гаги. У Кристины, помимо четырех шапок, есть еще рукавички с гагачьим пухом. Она задрала голову, следя за полетом птиц и вслушиваясь в их пронзительные голоса. Звук был громким, резким, но Крис он казался ужасно мелодичным. Он ей нравился. Ей здесь все нравилось.
Поначалу Кристине казалось это странным. Очень странным. А потом она перестала думать об этом, совсем. Что в месте, в котором она оказалась впервые, ей так хорошо, покойно и комфортно.
Да, она неожиданно обрела здесь покой — не иллюзию, а по-настоящему. После всех потрясений в ее жизни, после жгучей боли безответной любви, после того, что эта безответная любовь оказалась далеко не самым страшным потрясением в ее жизни, после того, как она прошла по огненному острому краю, едва не погибнув в пожаре — после всего этого Крис обрела покой.
В очень странном месте и с очень странными людьми.
— Кристина!
Она обернулась. К ней шла Лена.
— Так и знала, что найду тебя здесь. Будь осторожна, тропинка очень крутая. Шею свернуть — раз плюнуть.
— И кто это говорит? Человек, у которого почти не сгибается колено?
— Я привыкла, — отмахнулась Лена. — Я когда-то проводила здесь по несколько часов каждый день и знаю тут каждый камень. — Лена помолчала, а потом добавила громче и беспечнее. — И потом — у меня вот что есть!
Кристина посмотрела на трость, на которую опиралась Лена.
— И все же — ты тоже будь осторожнее.
— Эй, это мои слова! Ладно, пошли обедать. Янко приготовил какой-то особый суп.
Кристина устроилась у камина и наблюдала за собравшимися в большой комнате на первом этаже. Эта комната называлась с давних времен комнатой для собраний.
Кристина знала — даже не столько знала, сколько чувствовала, — что у мамы непростая семейная история. Это было несложно понять. Это было словно два разнополярных полюса. С одной стороны — большая, шумная, дружная семья отца во главе с Василисой Карповой, которую Кристина не помнила, но та успела подержать младшую правнучку на руках. Крис видела эту фотографию — собственная белая макушка и морщинистые натруженные руки прабабушки. И с другой стороны, словно в противоположность — полная пустота со стороны матери. Лишь бережно хранимое фото прадеда, видного ученого Павла Корнеевича Дурова. И скупые слова о том, что кое-какие родственники живут в Норвегии.
Шу и Рю потом опытным путем на своей шкуре выяснили — какие. А теперь вот Кристина продолжила это знакомство.
Она ни разу не пожалела, что приехала сюда. И дело было даже не только в месте, в котором Крис обрела покой. Дело было еще и в Лене. Кристина понимала, что когда-то давно, еще до ее рождения, случилось что-то плохое между мамой и Леной. Но… Но Крис нравилась эта женщина. Нравилась она сама и то место, где она жила. То место, которое существовало благодаря ей.
Послеобеденную тишину, наполненную только негромкими разговорами, нарушил телефонный звонок. А вот и мама.
— Привет, мамочка.
— Кристина, это правда? Ты в Норвегии?
— Да. Я здесь. С Леной.
Ответная тишина была красноречивой. Крис поняла, что сказала так зря. Надо было как-то иначе. Только как? Но мама нарушила молчание первой.
— Девочка моя, тебе там хорошо?
Крис вздохнула. Мама — такая мама.
— Да, у меня все в порядке. Правда, мамуль. Не волнуйся, — Кристина вздохнула и добавила: — Все хорошо. Я тебя очень люблю, мамочка.
В трубке всхлипнули — отчетливо и коротко.
— Я тебя, доченька. Если тебе там и в самом деле хорошо… Я просто переживаю за тебя, девочка моя.
— Мне тут и в самом деле хорошо! — поспешила уверить Крис. — И я скоро вернусь. Привезу тебе варежки на гагачьем пуху.
В трубке хмыкнули.
— Хорошо. Буду ждать.
— Как Вероника?
— Она будет рада новым варежкам.
— Я привезу ей шапку.
Кристина отложила телефон, взял кочергу, помешала угли. Что бы там ни было между мамой и Леной — оно осталось в прошлом. Время стирает все обиды, разве нет?
Крис снова обвела взглядом зал. Удивительное это все-таки место.
Когда-то это была христианская миссия. Которую возглавлял ее дед, Ларс Реннинген. Преподобный, на минуточку. Крис подняла взгляд. Фотография преподобного висела над камином. Представительный был у нее дед. Как любит говорить Лола — породистый.