Бракованная жена. Я украла дочь ярла

Предательство зияло в груди открытой раной и посылало волны боли по всему телу, припеченные яростью и страхом за дочь.

Я отшатнулась от него, готовая то ли броситься в драку, то ли разрыдаться.

Зачем?! Зачем он улыбался мне, подбадривал меня, был рядом, смешил и вытягивал из пучин отчаяния, когда в итоге собирался цинично толкнуть меня в могилу?! Почему я была такой дурой, что поверила ему?!

— Я ненавижу тебя, Хельтайн, — прошептала я, ощущая, как спазмы сдавливали горло. — Ненавижу.

И не желая, чтобы Хель увидел мои позорные слезы, я резко развернулась и бросилась прочь из темницы. Зрение туманилось, я несколько раз спотыкалась и чуть ли не падала, но продолжила бежать.

Даже не помню, как взлетела по ступеням и вылетела в открытую стражей дверь, но вдруг меня поймали за руку, и я резко обернулась.

Келленвайн стоял у стены, словно только и ждал моего появления. Он скользнул взглядом по моему лицу, и его глаза потемнели, а линия челюсти затвердела.

Он будет меня ругать за наивность? Будет говорить о том, что нельзя было доверять тритону? Будет всем своим видом показывать, что он был прав, а я ошибалась?!

Нет, уж! Увольте!

Дернувшись, я попыталась вырваться, но добилась лишь того, что меня каким-то образом прижали к стене, а захват на запястье лишь усилился.

Давя всхлип, я отвернулась, не желая смотреть на Келленвайна, пытаясь сохранить хоть остатки гордости, но он осторожно положил ладонь мне на щеку и заставил посмотреть на себя.

Ну, давай! Вываливай, все, что хотел сказать, и отпусти уже меня!

Я поджала дрожащие губы и вскинула подбородок.

— Что он сказал тебе? — спросил он необычайно мягко, успокаивающее поглаживая мою щеку большим пальцем.

Эта интонация влетела в ребра мчащимся на всей скорости грузовиком, к чертям собачьим сминая все мои попытки совладать со своими чувствами. Боль разверзлась в груди, как адская расщелина, и из глаз брызнули позорные слезы.

— Отпусти! — закричала я, давясь всхлипом.

Но вместо этого Келленвайн вдруг притянул меня к своей груди и крепко обнял, окутывая успокаивающим запахом мокрых камней и луговых трав. Сил сопротивляться у меня не осталось, и я, разрыдавшись, сама прижалась к нему, ища утешение там, где его не могло быть. Не должно было быть. Но оно пришло.

Тепло его тело и учащенное сердцебиение под моей щекой прокрались в душу целительной волной, немыслимым образом успокаивая все тревоги, что драли меня на куски.

— Ублюдок захлебнется своей кровью за то, что сделал, — хрипло проговорил Келленвайн, целуя меня в макушку.

— Он сказал, что заберет Лейлу, — выдавила я через давящие горло спазмы.

— Нет. Он не тронет ее.

Я всхлипнула.

— Ты не понимаешь, она его суженая.

— У мертвецов нет никаких суженых, Абигайль. Лейла останется с нами. Все будет хорошо.

Сколько раз я говорила эту лживую фразу дочери? Сколько раз говорила ей, что все будет в порядке, хотя сама не была уверена в этом ни на грамм? И сколько раз я мечтала, чтобы кто-то сказал эти слова мне?

Все будет хорошо.

Все будет хорошо.

Зажмурившись, я втянула в себя запах Келленвайна, и в голове постепенно стала устанавливаться блаженная тишина. И в этот момент мне было неважно, кого именно утешал мой муж — меня, Абигайль, или Дочь Туманов.

ГЛАВА 18

Мне не спалось.

Одеяло кололо, подушка казалась слишком жесткой, а тысячи мыслей в голове не давали сомкнуть глаза ни на мгновение.

Келленвайн поставил стражу у спальни Лейлы и послал к Хельтайну воинов, которые должны были избить его так, чтобы тот даже не смог встать. А завтра состоится его прилюдная казнь. Он не сможет похитить кроху или навредить нам, но мне все равно было неспокойно.

За каких-то несколько жалких часов мой мир перевернулся вверх тормашками. Друг, которому я безгранично доверяла, оказался предателем, а муж, которого я ненавидела, наоборот показал себя человеком, на которого можно положиться.

Поджав к груди ноги и обняв их руками, я перевернулась на другой бок и сморгнула подступившие к глазам слезы, в темноте едва ли угадывая очертания своей бывшей спальни.

Я настояла на том, что хочу спать в прошлых покоях, а Келленвайн не стал спорить, видя, как я расстроена. Но правда заключалась в том, что стоило мне проститься с мужем на пороге, как мной тут же завладели тревога.

Мне было плохо. Грустно. Больно.

Все это опутало меня толстыми нитями, сворачивая в такой запутанный клубок, что я уже не видела ни выхода, ни просвятья.

Я так больше не могла.

Откинув одеяло, я поднялась с постели и, ступая босыми ногами по холодным камням подошла к двери, но остановилась.

Наверное, я сошла с ума от этих переживаний. Ведь как еще объяснить то, что я чуть было не отправилась в спальню Келленвайна?

Зачем я хотела пойти туда? Чтобы получить утешение?

Это просто жалко, Абигайль.

Прикусив губу, я криво усмехнулась и покачала головой, стыдя сама себя.