Бракованные

В машине он наконец рассказывает, что его так тревожит. Оказывается, ему предложили занять место тренера детской хоккейной команды, и он теперь гадает, справится ли, оказавшись по другую сторону коробки. А я вообще не понимаю, почему он сомневается, если чуть больше часа назад собирался воспитывать моего ребенка как своего собственного. Правда, если скажу ему то же самое, то он точно испугается и откажется. Так что приходится говорить какие-то общие фразы о том, что он потрясающий игрок (даже даю обещание прийти на его матч) и раз знает все изнутри, то и руководить процессом точно сможет:

– …Да и потренируешься заодно перед появлением племянника, – заканчиваю взросло-сестринский монолог как раз, когда мы паркуемся перед въездом во двор. Показываю пропуск, и нам открывают шлагбаум, давая возможность проехать на территорию.

– А? – Он смотрит на меня удивленно, опускает взгляд на живот, а потом снова поднимает к глазам. – Офигеть, это же у меня племянник будет.

Телефон пиликает, и приходится отвлечься от разговора.

– Ага, или племянница, – киваю и хмурюсь, не понимая, кто вдруг решил заделаться в мои покровители и…

– Офигеть, – выдает мой брат, и я с ним очень даже согласна в этот конкретный момент.

Потому что денежный перевод мне пришел от Мирослава Станиславовича Е. И сумма удивительным образом совпадает с той, о которой мы договаривались в далеком январе. Это же… Он что, рассчитался со мной за все, потому что я ему больше не нужна? Хлопаю глазами и ошарашенно смотрю на Тёму. Он только ведет головой снизу вверх, спрашивая, что произошло, а я медленно стекаю по сиденью, потому что тело становится ватным.

Мне требуется две минуты, чтобы прийти в себя, и еще пять, чтобы заверить Артема, что со мной все в порядке. Он норовит проводить меня до дверей квартиры, но я совсем не уверена, что смогу отвлечься на приветственную беседу Евсеева и Тёмы, потому что на смену шоку приходит злость.

Несколько часов назад Мир дико по мне скучал, а теперь радость от предстоящей встречи рассеивается под количеством нулей на моем счете. Нет, это точно немыслимо. Он ведь, наверное, поэтому и не звонил. Не знал, как правду сказать? Чертов богатей, да как вообще можно вот так со мной поступать? Я же… боже, я ведь решилась, доверилась и в сердце свое его впустила, а он… Кусаю губы и все же нахожу в себе силы адекватно и даже тепло попрощаться с Артемом, тот напоследок требует отзвониться или хотя бы написать после того, как я расскажу все Мирославу.

А я уже и не уверена, что до этого разговора у нас дойдет. Кладу руку на живот и прикрываю глаза, выдыхая, прежде чем войти в квартиру. Прости, фасолинка, но ты, кажется, останешься без папы, потому что я его придушу.

Глава 25. Мирослав

Несколько часов назад

– Оль, хватит уже. Скажи наконец правду, – вздыхаю тяжело и поднимаюсь с кресла. Я прилетел сюда вместе с матерью, которая и настояла на нашем с сестрой разговоре. Только она оставила нас наедине, потому что «вы уже взрослые и в состоянии все решить». Видимо, взрослый здесь один я.

Смотрю на сестру сверху вниз и не понимаю, какого черта понадобилось разыгрывать весь этот спектакль, чтобы сидеть теперь с опухшими от слез глазами. В том, что это уверенная игра, я ни капли не сомневаюсь, иначе бы Оля не уехала так спонтанно в другую страну, еще и забрав детей. И Ренат знал, где они, правда не раскололся, когда я его спрашивал, а озадачивать службу безопасности… не до того было.

В какой-то момент в родственных отношениях мы точно свернули не туда. И теперь приходится расхлебывать.

Олю в таком состоянии я не видел, наверное, никогда. Потерянная, измученная, уставшая, но полная решимости довести все до конца. Три дня я ждал этого разговора. Семьдесят два часа думал, как привести все к нужному результату и окончательно не потерять сестру, которая с начала разбирательства за наследство сама не своя. Или мне только хочется в это верить?

Хожу по комнате туда-сюда, наблюдая в большое окно, как мама играет с внуками во дворе. В голову невольно мысли о Ксюше лезут, и я понимаю, что хочу так же приезжать сюда уже со своей собственной семьей, оставлять ребенка заботливой бабушке и наслаждаться минутами, проведенными наедине с женой. Но все по порядку.

Тру переносицу и оборачиваюсь. Оля все еще хранит тайну, хмурит брови и собирается с силами, чтобы наконец внести ясность в давящее молчание между нами. Мы три дня ведем себя, как обычная семья: завтракаем, обедаем и ужинаем вместе, даже переговариваемся по бытовым мелочам, – и я устал разыгрывать терпение.