Бранденбургские ворота

В заводском дворе настиг Бугрова цеховой парторг Федор Грушин, уговорил выступить сразу после конца смены в родном цехе с докладом о международном положении.

— Ты ж теперь ого-го — международник. Давай, брат, просвещай нас, пролетариев. Зря, что ль, мы тебе положительную характеристику давали?

Несмотря на внезапность мероприятия, на доклад остались многие. Пока одни ребята переодевались и умывались, другие расспрашивали Андрея о том, как он себя «самочувствует» в новом звании студента, потянул ли в институте, достойно ли представляет там рабочий класс?

Обзор международного положения Бугров начал с германской проблемы. В Восточной зоне, где проходили решающие сражения в конце войны, экономическое положение очень тяжелое. Города лежат в развалинах, заводы еще не восстановлены. Но все эти трудности восточные немцы постепенно преодолевают, потому что СЕПГ проводит верную линию и в полном соответствии с Потсдамским соглашением осуществляет четыре «Д»: денацификацию, демилитаризацию, декартелизацию и демократизацию. А это значит, что Восточная зона по-настоящему оздоровляется и укрепляется.

Совсем иначе обстоит дело в трех западных оккупационных зонах. Там реализацию четырех «Д» не считают обязательным делом. Недобитые фашисты это почувствовали и вылезают из темных щелей. Самых матерых, правда, к власти пока не допускают, но не допускают и прогрессивных немцев. Пользуясь своими возможностями оккупантов, американцы и англичане продвигают и поддерживают консервативных политиков…

— Постой, Бугров! — слышится сердитый голос Палверьяныча. — Объясни толком! Какая ж это «демократизация», коли так? Липа! Обман!

— Конечно, обман, — подтверждает Бугров. — В том-то и дело, Павел Аверьянович, что они большие мастера извращать смысл слов. Взять, к примеру, слово «демократия». Оно пошло от древних греков. И означает это слово «власть народа», то есть власть большинства. А у них, на Западе, как раз напротив — власть меньшинства. И в Западной Германии они хотят установить такую же «демократическую» систему. Продвигают к власти старого политикана Конрада Аденауэра…

— Про это знаем! — раздаются голоса. — Читали в газетах!

— Видно птицу по полету: будет служить круппам и фликам!

— А еще фордам с рокфеллерами!

— Ему иначе нельзя, — съязвил кто-то. — А то дадут по шее, и вся недолга.

— И вся демократия!

— Постойте, ребята! — вмешался Сашка Клетчатый. — С ним все ясно. А вот с этим, с социал-демократом… тут недавно про него по радио говорили…

— Курт Шумахер? — напомнил Бугров.

— Во-во! Он же сидел в концлагере. Инвалид, пишут, потерял ногу на империалистической войне. Ему бы, кажись, понимать надо. А он что? Вместе с Аденауэром и американскими генералами прежние порядки спасает? Хорош социалист!

— Ты вот скажи что, докладчик, — строго обратился к Бугрову Палверьяныч. — Почему мы бездействуем? Почему позволяем в Европе хозяйничать разным Трумэнам, Даллесам и Черчиллям? По какому праву? Что им Европа — колония? Нас в правом деле все народы поддержат. И силы, я думаю, у нас довольно.

— Силы достаточно, Павел Аверьянович, — уважительно ответил Бугров своему учителю. — Но применять ее произвольно мы не можем. Не в наших это принципах. И рискованно. Разве нужна нам война?

— Оно конечно, — вздохнул Палверьяныч. — Тут ничего не скажешь… Нам война без надобности.

— К тому ж у американцев атомная бомба, — напомнил кто-то из подростков.

— Ну и что? — напустился на него Сашка Клетчатый. — Дай срок, и у нас будет. Не глупее их.

— Сделаем, это несомненно, — подтвердил Федор Грушин. — Но наша мощь не в бомбах, а в идеях. Для них наши идеи страшнее всего. Потому и сочиняют всякие «планы Маршалла», отгораживаются от идей консервами. Всю Европу залежалой кукурузой и бобами завалили. Но это ж пустое дело! Разве можно от идей харчами и барахлом спасаться? Да ни в жисть! Конечная победа все едино будет за коммунизмом!

Раздались громкие аплодисменты:

— Правильно, Грушин! Верно!

— Ничего у них не выйдет, сколь бы ни гоношились!..

— Моржового им…

После столь единодушных высказываний докладчик посчитал излишним делать обобщение. Молодцы все-таки заводские ребята, в четкости политической ориентации им не откажешь.

И аудитория осталась довольна докладчиком.

— Ты, Андрюха, приходи почаще, — сказал Палверьяныч. — Полезный разговор получается. Не зря мы тебя в интеллигенцию выдвинули.

Приятно было услышать такие слова от крестного, но сердце Андрея сжалось от набежавшей мысли: если бы Феликс вернулся с войны, он пошел бы дальше Андрея, стал бы за это время признанным поэтом. Песни Феликса звучали бы по радио, а старый мастер гордился бы успехами сына…

Вечерами, шагая после лекций по Крымскому мосту, видит Бугров разноцветные гирлянды лампочек в Центральном парке. С катков доносятся звонкие голоса, взрывы девичьего смеха.

Подмывает желание ринуться туда, в этот зимний раздольный праздник, взять на последние гроши коньки напрокат, промчаться вихрем по ледяным дорожкам, упиться морозным воздухом.