Бранислав Нушич

«Литературные судьи говорят, что моя комедия — комедия нравов, которая по своему значению менее ценна, чем комедия характеров, которой у нас занимался один Стерия Попович.

Я и в самом деле дал комедию нравов, и я считаю, что в переходное время, на которое приходятся мои занятия литературой, можно было дать только такую комедию. Я живу в смутное время, время преобразований, время, когда периоды и эпохи сменяются с кинематографической быстротой, когда одни события громоздятся на другие и прошлое исчезает за одну ночь, чтобы уступить место настоящему. Я видел, как разрушали мечети, чтобы на их месте воздвигнуть современные палаты; я видел, как срывают железные ставни, чтобы устроить современные витрины; я видел отцов в народных костюмах и сыновей в цилиндрах; матерей в фесках, дочерей в кринолинах, внучек в коротеньких, как у кокоток, юбках; я застал то время, когда матери считали за стыд чихнуть в обществе, и видел дочерей, купавшихся вместе с мужчинами в смелых купальных костюмах; я присутствовал на вечеринках, где наши матери танцевали отдельно от мужчин, в другой комнате, и я видел, как их дочери, делая чувственные телодвижения, танцуют уанстеп апашей, позволяя танцору держать ногу меж своих ног.

И все это не имело промежуточных форм, ни один период не переходил в другой постепенно, в соответствии с тем великим законом прогресса, которому должны подчиняться и общество и человек, — перемены наступали с кинематографической быстротой, да так, что иногда ночь, отделяющая один день от другого, выглядела как промежуток в пятьдесят лет.

День, который исчезал из календаря, был иногда похож на отжитую эпоху, на книгу, которая прочитана и больше никогда не будет перечитываться».

И в этой кутерьме трудно было останавливаться возле одиночек, он мог замечать лишь самые большие и общие явления и вносить их в свои комедии. Но, писал Нушич, «тот, кто придет после меня, сделает еще один шаг и даст комедию характеров». Он еще не знал, что успеет сделать это сам.

Впрочем, Нушич считает, что «и „Народный депутат“, и „Подозрительная личность“, и „Протекция“ развиваются на широкой основе, они показывают целое общество, целое время, и каждая из них целая галерея типов».

Ссылаясь на Скерлича, критики твердят, что комедия Нушича, комедия нравов, вскоре забудется. И тут Нушич делает совершенно убийственный ход. Он цитирует Скерлича, который писал о творчестве Йована Стерии Поповича: «До сих пор Йован Ст. Попович разрабатывал комедию характеров, изображая отдельные типы и разоблачая в них такие человеческие недостатки, как тщеславие, скупость, злонравие, высокомерие. Но он делает еще один шаг и дает комедию нравов» (подчеркнуто Нушичем. — Д. Ж.).

Критики еще не разобрались в иерархии комедий, в том, какая из них выше чином, но пропуска в бессмертие уже выписывают.

И кстати, «о бессмертных»…

Возвращаясь к своей неудаче с выдвижением в Академию, Нушич пишет: «Академия, как мне известно, нашла, что я недостаточно академическая фигура (в литературном смысле), и не сочла возможным принять меня в число своих членов…