Браслет бога: Немой глаз

Что ранит нашу душу осознанием того, что надо помнить.

За расставанием сомнения рождают тягостные мысли.

Как тучи чёрные, они над головой у нас нависли.

Коготь сомнений душу тех, кто остаётся, душит.

Сомнений, что ушедший клятву помнить не нарушит.

В разлуке память злую шутку вновь и вновь играет.

Из новостей тревожные одни она охотно выбирает.

Как камни, падают они на коготь памяти жестокой,

Что ранит сердце тем, кто помнит о любви далёкой.

Даже когда разлука позади, и вместе те, кто любят,

Воспоминания о прошлом счастье неустанно губят.

Досада о том давнем расставании о себе напоминает,

И коготь тот последний ослабить хватку не желает.

Вел допела, Рита доиграла последние ноты заключения, и воцарилась полнейшая тишина.

– Лина, ну ты совсем загрустила! – с укоризной заметил Яр, кладя руку поверх её. – Да и Рита, вон, плачет.

– Это я специально, чтобы им хотелось поскорее вернуться, – ответила Вел, шмыгнув носом и моргая.

Рита вздохнула, машинально перебирая струны. Потом у неё как-то само собой получилось что-то весёлое, и она спросила сестру: «Споёшь?»

– Конечно! – ответила та, повеселев, вздохнула и запела:

За пять княжеств странствовал

Торговец удалой.

Не бражничал, не пьянствовал

И не сорил казной.

С повозкой, полной шёлка,

Отправился он в путь.

И первым делом волка

Был должен отпугнуть.

Брод через реку скорую

Пришлось пересекать;

Повозку тяжёлую

Вверх на гору толкать.

Кормил лошадку верную

Он сеном и травой,

А сам лишь корку чёрную

Позволить мог порой.

По городам в весям

Всё лето торговал,

И все шелка под осень

Он выгодно продал.

Невыгодно повозку

Гонять порожняком.

У пчеловода воску

Купил он целый ком.

Зеркал и гребней частых

Купил он сундучок,

И двух собак зубастых,

И каждой – поводок.

Хотел он расписного

Фарфора прикупить,

Но опасался много

В пути его разбить.

Гончар увещевает

Удалого купца.

Соломой устилает

Дно крепкого ларца:

«Я каждую тарелку

В тряпицу заверну.

От тряски по просёлку

Соломки подоткну».

И вот полна телега

Богатого добра.

Вернуться бы до снега!

Назад спешить пора.

Жена его встречает

С младенцем на крыльце.

Её он обнимает,

С восторгом на лице:

«Вдали товар отменный

Судьба мне припасла,

А самый драгоценный

Мне ты преподнесла».

На следующий день, во время аудиенции с царственными родителями Риты, всё сначала шло, как обычно, но затем царь попросил всех придворных удалиться, чтобы переговорить с дочерью и зятем наедине. Переглянувшись с царицей, царь спросил Джеральда: «Мой дорогой зять, у нас возник один щекотливый вопрос, связанный с событиями, непосредственно последовавшими за возвращением Иштариты и её сестёр. Мы надеялись, что Вы поможете пролить на него свет, несмотря на то, что прошло уже почти сто лет».

– Сочту за честь, Ваше Величество! – ответил Джеральд. – Позвольте поинтересоваться, какой это вопрос?

– Нас интересует, куда бы могло бесследно пропасть из-под домашнего ареста всё семейство князей Корзайлов. Их не видели с момента вашего первого путешествия в иные миры ещё с Шар’Велиной.

– Вопрос действительно щекотливый, – задумчиво ответил Джеральд. – Заранее прошу прощения, что не пытаюсь ответить на него сразу, а высказываю лишь частично относящиеся к делу предположения.

– Продолжайте, князь! – чуть нетерпеливо поторопил его царь.

– Предположим, что семейство Корзайлов, которые осмелились вступить в сговор с давними врагами народа Анунгелиом в общем и Вашего рода в частности, действительно исчезли до окончания расследования их измены. Далее предположим, что некий, предположим, князь, оказался бы причастен к их исчезновению, и даже признался бы, что, например, он взял и переселил их в удалённые районы Плоских Просторов, откуда они больше не смогли бы творить никаких козней. Что бы произошло дальше? Пожелали ли бы Ваши Величества приказать такому князю вернуть их обратно в их дворец в столице?

– Ваши вопросы к такому гипотетическому сценарию уместны, – ответил царь, поразмыслив. – Существуют, однако, определённые нормы и правила, которые обязывают меня, как главу государства, важные решения в котором принимаются в совете с остальными князьями, носящими Браслеты, тревожиться о благосостоянии всех её жителей.

– Предположим, что Вашему Величеству удалось выяснить, со слов этого гипотетического князя, что каждый член дома Корзайлов получил в своё распоряжение вспаханное поле, удобный коттедж, орудия земледелия и охоты, и смог бы прожить жизнь, заботясь о себе в меру своих сил и знаний. Продолжили ли бы вы тогда тревожиться и задумываться, следовало ли бы их вернуть в столицу, чтобы Совет решил, как с ними поступить? И не возникло ли бы тогда ещё больше вопросов и пересудов?

Царь молчал. Продолжать этот разговор не было смысла, да и не хотелось, раз он получил все ответы.

– У меня складывается мнение, что Корзайлы бежали из-под домашнего ареста и прячутся где-то за пределами заселённых княжеств, – наконец ответил он. – Следовательно, в их розыске нет необходимости, поскольку как только они попытались бы вернуться, их тут же обнаружили бы и задержали. А раз так, то нам остаётся пожелать тебе, дочь наша, и Вам, князь, приятных путешествий.