Браслет из города ацтеков

– Ты сам в это не веришь. Во сне я дышал запахом паленой плоти. Раскаленное железо выжигало клейма на лицах, шеях, руках и грудях. Я слышал крики женщин, взывавших о помощи. Я смотрел в глаза Текуичпо, жены моего друга, которую некогда клялся защищать. Я могу рассказать тебе, что сделал с ней Малинче и его солдаты. Но лучше расскажу о том, что сделали они с Куаутемоком. Они привязали его к креслу и, возложив ноги на жаровню, жгли. И так же пытали иных. Но мой друг не сказал ни слова…

– Кортес не станет убивать его, – уверенности в моем голосе не было, а ответ читался в желтых глазах ягуара.

– О да, не станет. Оставит жить калекой. Повелителем рабов. Мужчиной, что не сумел защитить свой дом и свою жену. И не найдется никого, кто бы освободил его от мучений.

Допив вино, Тлауликоли поднялся, сказав одно-единственное слово:

– Завтра.

Всю ночь я провел в молитве, пытаясь в прежних словах найти успокоение. И злые духи Ушмаля слетелись ко мне. Безликие и темные, птицы иного мира, они пялились в мою душу черными глазами.

– Я не ваш, – сказал я им.

И на востоке взошло солнце.

Часть 9 Рассвет

Проклятый ублюдок был хитер. Дашка проверила все адреса. Дашка установила знакомых. Дашка обратилась в психушку, столкнувшись с вежливым противостоянием докторши. Если бы не похороны, Дашка бы к докторше съездила, вцепилась бы в глотку и высказала все, что думает про ее докторшины профессиональные тайны и умственные способности.

Переславин поддержал бы.

Ниточки следов рвались легко, словно паутина. И оставалось лишь липкое ощущение неудачи.

Квартира матери? Продана.

Квартира отца? Временно нежилая.

Дача? Не имеется.

Прочая недвижимость? Не установлена.

Да и вообще не существует такого человека, как Иван Дмитриевич Осокин. Умер он. Похоронен. И памятник наличествует. Не верите, Дарья Федоровна? Ваше полное суверенное на то право. Но вы бы лучше делом занялись…

Она и занималась. Похороны оказались пустым номером. И девчонка-свидетельница, которую Дашка уговорила появиться, не опознала убийцу. Она клялась, что смотрела во все глаза, но человека с исшрамленной спиной среди пришедших на кладбище не было.

И Адам подтвердил: не было. Адаму Дашка поверила больше, хотя головой понимала, что его-то свидетельства аккурат и пусты. Фантики воображения.

Фантики Дашка раскладывала на столе. Синие, красные, зеленые и золотистые, нарядные и легкие, чуть потянет сквозняк, и фантики разлетаются по всей комнате. Один в один Дашкины пустые мысли.

Но ведь должен же был Ягуар остановиться где-то?

Должен. И остановился. Вариантов масса. Вон, стоит газету открыть на страничке «сдается». На час, на сутки, на недели и месяцы… были бы деньги. У Ягуара, судя по всему, деньги имелись.

В больнице дежурили. За квартирой наблюдали. Фоторобот, составленный по Дашкиному рисунку и показаниям Маргариты, расклеили по городу. Только действия эти – суета сует.

Сети, окружающие пустоту.

И Дашка мучительно пыталась понять, где именно она совершила ошибку.

Раз-два-три-четыре-пять… шаг за шагом. Действие за действием. Татуировка. Встреча в кафе. Птица-колибри. Переславина училась в том же университете, в котором работал погибший Павел Егорович. Совпадение? Или знаковый момент? Не прочесть.

Он – рисунок на стене мертвого Ушмаля, возрожденного стараниями археологов на потеху туристам. Смотрите. Трепещите. Восхищайтесь духом ушедших.

На фресках – Дашка специально нашла их в Сети – яркие люди убивали людей. И звери взирали на них с восхищением и ужасом, а боги были равнодушны. Боги всегда равнодушны.

Синерукий уродец Уицилопочтли скалился на черного карлика, а существо в наряде из шкур и перьев поднимало к небесам вырезанное сердце.