Браслет из города ацтеков

К тому времени, как Вась-Вася добрался до дома Московцева, он успел сочинить и оправдания, и извинения. Очнулся уже у подъезда со старомодной решеткой, по которой вились сизые стебли винограда. Что металл, что побеги были одинаково покрыты изморозью, и казалось, будто и то и другое равноценно лишено жизни.

В подъезде сидела консьержка, которая скользнула по удостоверению цепким злым взглядом. И таким же обогрела цепочку следов, оставленных Вась-Васей на мозаичном полу. Лестницу покрывала темно-синяя дорожка, на пролетах стояли высокие горшки с фикусами, и ярко-желтая, нарядная коляска у двери выглядела здесь уместно, как и резиновый мяч.

Московцев жил на пятом этаже. Вась-Вася нарочно поднимался по лестнице, привыкая к месту и настраиваясь на разговор. Остановился он перед солидной дверью. Полированное дерево поблескивало лаком, сияло кольцо в носу кованого льва, отсутствовал звонок.

Вась-Вася, вспомнив фильмы, ухватился за кольцо и, потянув, с силой впечатал в медную табличку. Звук вышел очень уж громким. А дверь вдруг подалась и приоткрылась.

– Эй, – Вась-Вася ногой поддал ее, раскрывая. – Эй! Есть кто живой?

Острый запах табака доминировал, приглушая характерную пороховую вонь. Внутри царил полумрак. С выбеленных стен на пришельца взирали уродливые маски. На огромном панно в зале древние люди приносили жертвы древним богам.

В спальне на точно таком же панно охотились ягуары.

В ванной комнате – летали колибри и бабочки.

Профессор сидел на унитазе, уткнувшись головой в стену. Часть черепной коробки отсутствовала. Влажное пятно на стене гармонировало с бледно-розовой, в желтоватых прожилках, плиткой. Воняло дерьмом. Штаны Московцева были опущены, а в полураскрытой ладони лежал мундштук, сигарета упала в лужу крови, и темные брызги ее покрыли все пространство санузла.

Вась-Вася дотянулся до шеи, проверил пульс, хотя надобности в том не было, и вызвал бригаду.

Ждал за порогом. Отчаянно жалел лишь о том, что курево закончилось. Но брать у покойника было как-то неудобно. Из головы не шло, что, сложись тот первый разговор иначе, убийства не произошло бы.

Позже, осматривая квартиру, Вась-Вася надолго остановился перед тем, самым первым из увиденных панно. Он рассматривал уродливое солнце и животных, наблюдавших за зверствами людей. Возвышались пирамиды. На их плоских вершинах синие человечки с уродливыми лицами приносили жертвы богам. Прорисованные в мельчайших деталях боги были отвратительны до содрогания, но Вась-Вася заставлял себя всматриваться в лица идолов. И постепенно из-под маски уродства проступила истинная сущность.

Боги древних были печальны.

Домой Вась-Вася вернулся поздно. Хотел переночевать у Дашки, но очнулся у собственного подъезда. Окна светились желтым, и Лизаветина тень проступала за вуалью тюлевой завесы. Лизавета стояла у окна. Ждала?

Когда-то мечталось, чтобы он вот так возвращался с работы, а она ждала. И встречала непременно с улыбкой. Мечта исполнилась. Правда, привкус у нее был горьким.

Лизавета вышла встречать в коридор и тапочки принесла. И, присев на табурет, она смотрела, как Вась-Вася переобувается, запихивает куртку в старый гардероб, как кидает шарф на оленьи рога, служащие вешалкой.

– Я ужин приготовила. Будешь? – спросила она, отворачиваясь. Лизавета старательно избегала прямых взглядов, и это злило.

Вась-Вася ведь не кричал на нее. Не ударил. Ничего вообще плохого не сделал. Чего она жмется?

– Буду, – буркнул он.

– Тогда руки помой. Я накрою.

Она ушла на кухню. Зазвенела посуда. Запахло сытно, съестным, как никогда не пахло у Дашки. И окрепшее чувство вины кольнуло под лопатку.

– Тебе посылку принесли, – крикнула Лизавета. – Я на телевизор положила.

– От кого?

Она не ответила, но Вась-Вася уже нашел фирменный конверт. Обратный адрес, выведенный каллиграфическим почерком, был знаком, как и фамилия отправителя.

Павел Егорович Московцев.

Внутри в прозрачном футляре лежал диск.

Вась-Вася заставил себя поесть. Вежливо поблагодарил за заботу. И получил вежливый же ответ.

– Чаю сделать? – поинтересовалась Лизавета, собирая грязную посуду в раковину.

– Сделай.

Она кивнула и включила воду, повернулась к Вась-Васе спиной: разговор окончен. И ладно, дела еще есть. Главное, чтобы этот чертов диск читался.

Опасения не подтвердились. Файл был один и запустился сразу. Сначала было слово.

– Полагаю, запись началась, – сказал компьютер голосом Московцева. – Надеюсь, у меня получится. С техникой я как-то не в ладах, но так и вправду быстрее.

Черный экран проигрывателя мигнул, и появилось изображение. Камера смотрела на серый пиджак, любовно обрисовывая лапчатый узор ткани, желтые пуговицы и булавку, заткнутую в лацкан. Затем изображение сместилось вверх, выхватив участок потолка с трещиной и белым пятном света, и вниз, на пол.

– Мне нужно многое рассказать вам. Надеюсь, успею.

– Идиот, – сказал Вась-Вася, хотя теперь Московцев точно не имел возможности слышать и ответить на обвинение.