ГОЛОС ЕГОРА: Я вообще счастлив, что женщина, с которой я познакомился, научила меня видеть как-то мир иначе, по-своему. Теперь я знаю, что если человек мне нужен, то возникает вещь, которая для меня совершенно непонятна — когда мне, допустим, приходится делать что-то помимо своей воли, что-то, может быть, иногда неудобное для себя ради этого человека. Удивительная вещь. Это невыгодно, неумно, непонятно. И, тем не менее, мне нравится, нравится, когда, допустим, человек рад тому, что я для него сделал.
ЕГОР: Она читает китайскую и японскую поэзию, все эти танка там, всякие халявы, которые я тоже, в общем-то, понимаю, все эти вещи, Мати Куисай, Кинг Кримсон «Стоя у окна». Я чувствую прелесть этой заснеженной беседки, понимаешь? Но не все. А она читает все. И понимает. Я вижу, что она это понимает, и мне стыдно, что я такой вообще странный козел и ничего не смекаю. А она — смекает! Вот как, откуда это взялось? Ну хорошо, есть одна отмазка: архитектурный институт. Я считаю, что это великая вещь, эта аура, которая там существовала…
…Бог? Ну, только ты ей этого не говори, если мы ей скажем, что там от Бога…
НАСТЯ (поет):
ГОЛОС ЕГОРА: Если раньше я доказывал другим, то теперь я доказываю себе. Я хочу сам себе доказать, что я не осел, что я тоже есмь. И есмь не просто как организм, а как личность. Вот что гонит: боязнь того, что на самом деле я не состоялся. Она будет гнать человека. Человек хочет состояться, он хочет, чтобы о нем знали…
ГОЛОС НАСТИ:
Счастливые дни
Из темноты доносится ЕГО голос: «Темно. А вчера было светло. Мама держит тебя за руку. В конце улицы солнце. Оно красное и очень большое. Нас обгоняет трамвай. Кажется, что он въедет в солнце, но он сворачивает. „А солнце не дальше, чем кажется?“ — спрашиваешь ты. Мама не отвечает. Ты считаешь ступеньки и не можешь сосчитать, потому что не знаешь, считается ли тротуар и верхняя ступенька. Потом заглядываешь маме в лицо и спрашиваешь: „А может оно просто казаться больше?“ Она отшвыривает твою руку резко, обидно, так что невозможно забыть. „Ты плохо кончишь, — говорит она. — Плохо кончишь“».
Вспыхнул яркий свет. ОН сел в кровати. Голова была забинтована. Кровати стояли в ряд. Врачи подошли.
— Развяжите повязку, — сказал один.
ОН смотрел на них, щуря глаза, еще не привыкшие к свету, и молчал. Врачи переглянулись.
— Покажите, пожалуйста, темя, — вежливо попросил другой.
ОН довольно улыбнулся гнилыми зубами и снял повязку.
Врачи осмотрели голову и снова переглянулись.
— Эй, покойник был ниже меня, — обратился ОН к двум здоровым парням в халатах, разбиравшим кровать.
Он стоял посередине палаты и примерял пиджак. Парни промолчали.
— Отдавайте мои пальто и шляпу, — возмутился ОН.
— Их сожгли со всеми вещами, — сказал один, вынося остатки кровати.
— Скоро конец, — пробормотал ОН и надел чужую шляпу.
В палату вошла женщина и поставила белый стул. ОН пнул его ногой. Стул упал.
— Пойдемте, — сказал человек в халате.
— Это что, справка? — спросил ОН седого мужчину в тяжелых очках.
— Это расписка в получении одежды и денег, — вежливо сказал мужчина.
— Денег? Очень вам обязан.
— Когда они кончатся, вам придется зарабатывать, если пожелаете продолжать. У вас есть родственники?
— Есть. А нельзя ли мне как-нибудь тут еще продержаться? Уж я приносил бы пользу…
— Если бы вам поверили, что вы желаете приносить пользу, вас бы оставили, — перебил седой.
— А может, я верну эти деньги, и вы меня еще немного подержите? — попросил ОН.
Но седой, выдвинув ящик стола, уже выкладывал бумагу и древнюю шкатулку с непонятным рисунком на крышке.
— Ваши бумаги и вещи, — сказал он. — Сюда не возвращайтесь, вас все равно не пустят.
— Хотите взглянуть на мое темя? — предложил ОН.
ОН вошел в дверь старого, облупившегося дома, прошел по коридору, остановился перед дверью возле непрозрачного от пыли окна и постучал. Дверь открыла отекшая старуха.
— Здравствуйте, — сказал ОН как можно более галантно и улыбнулся закрытым ртом, — сдаете комнату одинокому мужчине?
Дверь закрылась. ОН пошел обратно.
Дверь открыла сухая уставшая женщина. По косяку пробежал таракан.
— Здравствуйте… — начал ОН, улыбаясь.
— Вити нет, — сказала она и закрыла дверь.