Брат и сестра

Совсем не так прошло и, главное, совершенно не так началось собрание, как намечала это Зоя. Терпачев спутал все ее планы.

Не только не удалось выступить ей первой и привести слова Ленина, она не успела даже упомянуть о вопросе, стоявшем на повестке дня: «Борьба с неуспеваемостью и плохой дисциплиной».

Терпачев поднялся, как только Зоя объявила собрание открытым, и сказал:

— Товарищи, прошу слова для внеочередного заявления!

— Подожди, — хотела остановить его Зоя, — мы еще не утвердили повестку дня.

Но Терпачев сделал вид, что он не слышит. Глядя куда-то в окно поверх Зои, сидевшей за столиком для преподавателей, он продолжал, повышая голос:

— Товарищи, я сознаю, что совершил отвратительный поступок. Я не хочу оправдываться или сваливать часть вины на других, говорить, что я не один выпил всю бутылку вина. Я совершил поступок, недостойный комсомольца. Я за него должен ответить. Школа нам не для того дана, я, конечно, совершил безобразие. Какое бы решение ни приняла наша комсомольская группа, я считаю, что я заслуживаю любого наказания.

Все были ошеломлены. Гордый, самоуверенный до развязности, Терпачев, всегда находивший оправдание для любого своего поступка, любовавшийся каждым своим жестом, вдруг во всеуслышание, на глазах у всех, признает себя виноватым. Было чему удивиться. Зоя в первую минуту даже растерялась. Но она быстро овладела собой, как только заметила в выпуклых, холодных глазах Терпачева выражение все того же самодовольства и любования своей первой ролью, — ведь он опять решил сыграть первую роль, предупредить какое бы то ни было обвинение.

В это время быстро поднялся со своего места Шварц и, выйдя в проход между партами, чтобы Терпачев не заслонял его от Зои, начал:

— Я тоже признаю…

Но Зоя не дала ему говорить. Она резко застучала ладонью по столу и, поднявшись, сказала:

— Каждый, кто хочет говорить, получит слово, но существует установленный порядок ведения собрания, и вы обязаны ему подчиняться.

— Не мешай человеку говорить! Зачем ты перебиваешь Терпачева? — крикнула Люся Уткина, у которой на лбу, на щеках и на подбородке резко проступили неровные розовые пятна.

Петя Симонов вскочил, с треском откинув крышку парты, и крикнул:

— Ты, Уткина, лучше расскажи, как вчера драпанула с Витькой из сада, бросила работу!

— Мне дадут говорить или, может быть, кой-кому не выгодно, чтобы я выступал? — с угрожающей загадочностью спросил Терпачев, перекрывая своим голосом, привыкшим к выступлениям со сцены, поднявшийся в классе шум.

Когда Зоя восстановила порядок и повестка дня была утверждена, Терпачев, получив слово, заговорил вновь (теперь уж не было смысла лишать его этой возможности и выступать само́й первой, как это намеревалась сделать Зоя раньше).

— Про вино я уже сказал. Продолжаю: я признаю также, что по-хамски вел себя с Иваном Алексеевичем Язевым. Конечно, это невежливо. Я это понимаю. Я это осознал. Я должен извиниться перед товарищами за то, что своим поведением с Язевым мешал классу нормально работать. Я осуждаю свой поступок с Язевым так же, как осуждаю историю с бутылкой Коркина.

Как только он произнес фамилию Коркина, Ната Беликова, вспомнившая соску на бутылке и оранжевую ленточку, не удержалась и прыснула от смеха. А Дима Кутырин спросил:

— Ты как же, Терпачев, через соску тянул вино или как?

Раздался смех, в классе стало шумно. Зоя тоже не могла удержаться от смеха, но быстро овладела собой и водворила порядок. После того как упоминание о соске вызвало такое неудержимое веселье, с Терпачева сразу сошел напускной вид превосходства над другими; почувствовав, что с его выступлением, рассчитанным на то, чтобы предупредить события, что-то получается не совсем так, как он ожидал, Терпачев замялся и голосом, утратившим нотки самолюбования, проговорил:

— Что же смеяться? Я же вам сказал, что признаю свою вину с бутылкой Коркина.

— Не трогай Коркина! — вдруг крикнул Петя, сильно стукнув кулаком по парте.

Зоя хотела его остановить.

— Симонов, я тебе не давала слова!

Но Петя не унимался. Он встал и с возмущением сказал:

— А зачем Терпачев копает под Коркина?! Коркин даже не понюхал, — это девчонки подложили Коркину! Ты лучше, Витька, объясни комсомольцам, как ты из сада дезертировал с Уткиной! Почему бросил работу? Рано вы начали с нею вить свое гнездышко!

Зоя поднялась, чтобы остановить Симонова, но он сам сел на место, и Терпачев, вдруг опять оживившись и высоко подняв голову, сказал, сделав вид, что он ничего не слышал про «гнездышко»:

— Вы хотите, чтобы я сказал про работу в саду? Очень хорошо! Вы хотите знать мое мнение? Пожалуйста! Главным виновником плохой работы в саду и расхлябанной дисциплины в классе я считаю Космодемьянскую! Она потеряла у нас авторитет, она зазналась!

Сразу вскочили и начали просить слова Коркин, Лиза Пчельникова и Симонов, кричавший громче всех. Петя Симонов, угрожающе откинув широким жестом со лба болтающиеся перед его глазами пряди волос, требовал:

— Зоя, дай мне слово — я вправлю ему мозги!

— Где же порядок?! — кричала Люся. — Космодемьянская не умеет вести собрание!