Брат и сестра

— Товарищи, я не боюсь критики. Я не нуждаюсь в такой защите, которая мешает нам организованно проводить собрание.

Повернувшись к Уткиной, Зоя сказала:

— Продолжай!

— Конечно буду продолжать! — сказала Уткина, метнув в нее недобрым взглядом. — Я давно уже хотела сказать, что Космодемьянская зазналась. Какой же это комсомол: с одними советуется и дружит с ними, а других презирает. Скажи, Шварц, — спросила Уткина, повернувшись к сидевшим сзади, — Космодемьянская советовалась когда-нибудь с тобой?

— Нет!

— Ас тобой, Ната, советовалась когда-нибудь Космодемьянская о работе в саду, приглашала тебя на совещание?

Ната Беликова смутилась, не зная, как ей поступить; потупившись, она невнятно пробормотала:

— У меня мама болеет, я бы все равно не могла совещаться.

Сообразив, что у нее ничего не получилось с ответом, она еще ниже опустила голову и ни на кого не смотрела. А Петя Симонов громко сказал, имея в виду ее всегдашнюю позицию между двух стульев:

— И нашим — и вашим!

Уткина продолжала:

— Космодемьянская любит громкие фразы. Конечно, говорить она умеет. Говорит всегда ужасно правильно, а что толку? Когда дело дойдет до настоящих трудностей, тут красивыми словами не поможешь, тут надо уметь организовать. А потом, что такое работа в саду? Это просто несчастный эпизод нашей жизни! А главное в нашей жизни — учеба. Хотела бы я знать, кто посмеет сказать, что Терпачев и Уткина когда-нибудь учились плохо?

Никто на этот вопрос Уткиной не отозвался. Она выжидающе помолчала немного и закончила:

— Ну, в общем и целом, я пока все сказала. Послушаем, как будет Космодемьянская себя защищать. Тогда я, может быть, еще добавлю.

Петя Симонов, едва дождавшийся, когда Уткина окончит, вскочил и потребовал:

— Зоя, ты дашь мне когда-нибудь слово или я должен до конца в молчанку играть?

— Успокойся, — сказала Зоя, — теперь твоя очередь.

— Если моя очередь, тогда — слушайте!

Симонову при его росте тесно было стоять за партой, он вышел в проход между рядами и, проведя руками по непокорным волосам, начал с замахом на что-то очень большое:

— Первое. — Петя загнул палец. — Кто в саду оторвался от масс — Зоя или Терпоуткина? — Раздался смех, вызванный соединением в одно целое двух фамилий. — А по-моему, это не кто, как Уткина, испугалась работы и ушла из сада еще до дождика. Все! Я все сказал.

Димочка Кутырин спросил:

— «Первое» слыхали, а где же твое «второе»?

Петя Симонов опять порывисто встал.

— Пожалуйста, второе, — сказал он. — У нас в комсомоле не должно быть принцесс и нищих! Нам не нужны маменькины дочки. Люська что-то из себя воображает. Витька тоже строит из себя солиста Большого театра. У нас в комсомоле не может быть незаменимых солистов. Мы есть отряд молодежи — опора партии. Я предлагаю передать вопрос в школьный комитет об исключении из комсомола Терпачева и Уткиной. Вот вам «первое» и «второе»!

Садясь, Петя Симонов так хлопнул крышкой парты, что Лиза Пчельникова вздрогнула.

Попросил слово Дима Кутырин. Он не рвался говорить первым, ждал спокойно возможности выступить и сейчас говорил не торопясь, слегка покачиваясь и переступая с ноги на ногу:

— Здесь нам говорила Пастухова о своей школе, откуда она пришла к нам, говорила о крепкой дружбе и о товарищеской помощи. Не знаю, какая там у них дружба, а только философия Пастуховой насчет помощи соседу во время диктанта и сочинения — очень вредная философия, опасная для жизни. Я, конечно, понимаю: если сосед спросит, как пишется слово, а ты ему не скажешь, это, конечно, отталкивает соседа, остается в душе обида. Но мы должны твердо сказать, что это ложное чувство. Настоящая дружба не должна строиться на подсказках и шпаргалках. Надо иметь на плечах голову. Зачем мы пришли в школу? Чтобы стать самостоятельными людьми. А как же я могу стать самостоятельным, если из-за шпаргалок и подсказок привыкну к мысли, что в жизни всегда кто-нибудь мне подскажет и поможет.

Дима переступил с ноги на ногу, помолчал немного и спросил, повернувшись сначала в одну сторону, потом в другую:

— Может быть, я неясно говорю?

— Очень даже ясно! — сказал Симонов.

— Правильно говоришь! — сказала Зоя.

Кутырин продолжал, не изменяя тона:

— Я хочу сказать, что каждый из нас должен готовить себя к таким испытаниям в жизни, когда никто тебе не в состоянии помочь: ни друг, ни товарищ, ни родной отец; когда ты попал в такую обстановку, в такой переплет, что только от твоего самостоятельного решения, без всяких подсказок, от твоих личных знаний будет зависеть, уцелеет ли твоя собственная голова, и зависеть безопасность твой родины. Пастухова неудачно выступила. Когда мы будем инженерами, летчиками или врачами — нам никто не будет подсказывать. А значит, мы уже теперь должны научиться ходить без всяких костылей и без помощи соседа.

Кутырина никто не перебивал, — его спокойствие передалось и остальным. Только когда он надолго замолчал, как бы что-то обдумывая, Зоя спросила его:

— Ты все сказал?