Брат и сестра

— Дружба нашего коллектива должна быть скреплена нашей нетерпимостью к подобного рода поступкам. Товарищи! Я не хочу себя оправдывать и вас прошу не защищать меня. Может быть, Терпачев прав, что главная виновница — это я. Во всяком случае, как групорг, конечно, я должна нести ответственность за то, что происходит в нашем коллективе. Одна из моих ошибок, может быть даже самая серьезная, это то, что я не понимала до сих пор, только сегодня на собрании мне стало наконец это ясно, что в личных отношениях между Уткиной и Терпачевым появляется что-то не помогающее общей дружбе нашего коллектива, а, наоборот, мешающее нашему коллективу.

Дружба — это великое чувство. Мы знаем на примерах великих людей, как дружба облагораживает и возвышает человека. Но дружба великих людей — Маркса и Энгельса, Герцена и Огарева (Зоя опять взяла листок со стола в свои руки) — эта дружба помогала им бороться за счастье людей, эта дружба не отрывала их от коллектива, от народа, а, наоборот, она помогала им все свои силы отдавать коллективу, народу! А у Терпачева и Уткиной получается совсем наоборот.

Терпачев нервно рассмеялся и, оглядываясь назад, на товарищей, сказал:

— Благодарю Космодемьянскую за столь лестное сравнение с великими людьми!

Лиза Пчельникова, все время терзавшаяся от мысли, что она выступила неудачно, сказала:

— Советую тебе, Терпачев, не предаваться мелкой, ничтожной обиде, не паясничать, а слушать то, что говорит Зоя, потому что она говорит абсолютную правду!

Зоя выждала, нахмурившись и сцепив пальцы рук за спиною.

— Мы бы не стали вмешиваться в личные отношения между Уткиной и Терпачевым, если бы это не касалось нашего коллектива. Я не знаю, как назвать то чувство, которое они испытывают друг к другу. Но раз это чувство мешает спайке нашего коллектива, начинает раскалывать коллектив на группы — значит, это чувство плохое. Мы должны строго, раз навсегда, предупредить этих товарищей: они должны изменить свое отношение к коллективу. Никто не позволит им нарушать комсомольскую дисциплину, никто не позволит разрушать дружбу коллектива. Я считаю, что выступление Терпачева было неискренним, за исключением критики против меня; он неудачно пытался разыграть перед нами новую для него роль кающегося грешника. Не получилось! Я предлагаю вынести Терпачеву выговор.

— За что? — спросил Терпачев.

— За все вместе! — сказала Зоя. — За бестактность по отношению к Ивану Алексеевичу, за пьянку в классе, за то, что анекдотами мешал коллективу работать в саду, и за то, что свои личные чувства к Уткиной поставил выше отношения к коллективу. Когда будем голосовать, мы это сформулируем как следует.

— Мало! — сказал Петя Симонов. — Витьке не место в комсомоле!

Но Зою эта реплика не остановила. Она продолжала:

— Что касается Уткиной, то она тоже заслуживает взыскания. Она выступала здесь и говорила, что работа в саду не является для нас самым главным. Конечно, самое главное для нас — учеба, самое главное — покончить с неуспеваемостью и дружно, помогая друг другу, подготовиться к экзаменам. Но ведь Уткина в этом не помогает коллективу. Вы знаете, что от ее помощи отказываются. Уткина уклоняется от комсомольских поручений. Уткина, очевидно, думает, что, если она отличница, значит общественная работа к ней не имеет никакого отношения. Никто не позволит Уткиной наводить в комсомоле свои домашние порядки. Уткина избалована домашними условиями жизни.

Как только Зоя это сказала, Люся Уткина с треском откинула крышку парты, вскочила и, повернув ко всем искаженное злобой, постепенно покрывающееся пятнами лицо, проговорила:

— Это безобразие! Это возмутительно! Почему вы все молчите?! Какое имеет право Космодемьянская оскорблять меня? Я не обязана слушать эту клевету! Я не буду этого слушать!

Уткина выбежала из класса. Дверь, которую она с силой захлопнула, сама собой приоткрылась снова, так что, оставаясь в коридоре, Уткина могла продолжать слушать все, что говорили в классе.

Выходка Уткиной ни на кого не произвела особого впечатления, все спокойно продолжали слушать Зою, а у нее ничто не изменилось в манере говорить, даже интонация оставалась прежней. Только Терпачев, сидевший до этого прямо, теперь облокотился обоими локтями на парту и подпер голову руками, засунув пальцы глубоко между прядями волос.

Зоя говорила: