Брат и сестра

Ее крепко задело «гнездышко» Симонова. Она злилась, но понимала, что эту занозу надо не замечать, раз уж терпит ее даже сам Терпачев.

Зое не удавалось восстановить порядок. Все старались перекричать друг друга:

— Зойка сама виновата!

— Ничего подобного — она ни в чем не виновата!

— Как тебе не стыдно!

— Правильно!

Когда Зоя получила возможность сказать, то заявила:

— Товарищи, мы не умеем вести себя на комсомольском собрании. На нашей комсомольской группе лежит большая ответственность. Неужели мы не оправдаем доверия? Неужели нам придется обращаться за помощью к старшим и просить их разобраться в наших собственных делах? Ведь это же будет позор!

В это время директор, уже давно услыхавший шум, разносившийся по коридору откуда-то со стороны старших классов, распахнул дверь в девятый «А» и, появившись на пороге, здоровый, крепкий и, как всегда, улыбающийся при виде ребят, которых он любил независимо от их возраста, спросил:

— О чем шумите вы, народные витии?

Зоя поднялась и сказала:

— Василий Петрович, мы проводим собрание комсомольской группы.

— Какие же у вас вопросы, какая повестка? — спросил директор, не выпуская дверной скобы из руки и оставаясь на пороге.

— В общем, — ответила Зоя, — борьба с неуспеваемостью и плохой дисциплиной. Это основное.

— Очень хорошо! Отлично! — сказал директор. — В таком случае можно и покричать, раз разговор идет о дисциплине. Не буду вам мешать.

Уходя, он вдруг проговорил, совершенно другим тоном, с какой-то затаенной многозначительностью:

— До свидания, ученые садоводы!

После ухода директора в классе довольно долго стояла тишина. Все молчали, даже как бы вовсе забыли, о чем же, собственно, перед этим шел спор? «Ученые садоводы» произвело сильное впечатление. Шутки шутками, а директор, вероятно, уже беседовал с Язевым об итогах их работы на участке, дал верную оценку событиям и не сомневался, что на собрании об этом будет большой разговор.

Первая заговорила Зоя. Снова заняв место за столом, она сказала:

— Продолжаем наше собрание, — и спросила: — Терпачев, ты кончил?

— Ничего подобного — я только начинаю. Мне не давали говорить.

— В таком случае продолжай!

Терпачев повторил обвинения против Зои и добавил:

— Космодемьянская оторвалась от массы. Мы ее выбрали в групорги, но она не оправдала нашего доверия. Она загордилась. Успехи по литературе вскружили ей голову. Она стала пренебрегать коллективом: все сама да сама! Ни с кем не посоветовалась и согласилась, чтобы классу вместо работы в саду дали разбирать мусорную яму. Для нее коллектив ничего не значит.

— Совершенно верно! — сказала Люся Уткина.

— Я не могу молчать — ведь это ложь! — с возмущением проговорила Лиза. — Зоя советовалась с нами!

Но это не остановило Терпачева. Лизе пришлось снова сесть, а он продолжал:

— Если Космодемьянская советовалась с тобой или же советовалась с Ярославом, а в это время он играл колыбельную песню Шопена и мешал нам проводить репетицию на сцене, — это еще не значит организовать коллектив для предстоящей в саду работы.

Зоя, брезгливо поморщившись от слов Терпачева, сказала:

— По-моему, непорядочно говорить в отсутствие товарища, который не слышит тебя и поэтому не может защищаться.

Терпачев не смутился:

— А я скажу это Ярке прямо в глаза, в твоем же присутствии скажу. А тебе могу повторить еще раз: ты не сумела организовать коллектив для работы.

Молчавший все время Димочка Кутырин спокойно, не возвышая голоса, проговорил:

— Какая тебе еще нужна организация, когда вся школа знала о работе в саду, если сам директор говорил об этом каждому классу, если в раздевалке висел для всех грамотных огромный плакат?!

— Это же общешкольное мероприятие, а не одного только нашего класса, — сказал Коркин.

— Дайте мне слово! — попросила Косачева, подняв руку. — Можно я скажу свое мнение?

Люся Уткина попросила слова одновременно с Косачевой. Просил слова и Петя и новенькая просила, Пастухова. В то же время и самой Зое давно уже хотелось высказаться и сбить то настроение, которое было вызвано лукавой игрой Терпачева. Но Зоя обуздала свое желание. Такт подсказывал ей, что надо сначала дать высказаться другим.

Слово получила Косачева. Петя Симонов встал и обиженно сказал:

— Я уже давно прошу разрешить мне! Что же это сегодня у нас делается?

Но он тотчас же сел, едва Зоя сказала ему:

— Ты хоть, Петя, по крайней мере не мешай мне вести собрание.

Косачева очень сильно волновалась и не сразу могла начать.

— Я хочу сказать, я хочу сказать… — повторила она несколько раз и замолчала. Ее лицо с мелкими, невыразительными чертами, и без того всегда сохраняющее плаксивое выражение несправедливо обиженной девочки, сейчас совсем сморщилось от усилия не заплакать, и всем было ясно, что она, по своему обыкновению, все-таки расплачется. — Я хочу сказать, — снова попробовала она заговорить, — я хочу сказать, что Космодемьянская плохой товарищ!..

Петя сказал:

— Вот кому надо воды, а не Витьке!