Брат на брата. Окаянный XIII век

–Отопри! Отопри немедля! – взревел Ярослав и принялся колотить кулаками, но только сбил их в кровь. Зная, что дверь в ложницу можно выломать только тараном, Ярослав отступился. – Ну, погоди, доберусь я до тебя! Вечно сидеть за запором не будешь: голод не тетка!

–И меня уморишь голодом, как новгородцев? – донеслось из-за двери.

–Вот глупая баба! – в сердцах воскликнул Ярослав и сердито затопал сапогами по лестнице, ведущей от спальни вниз, в горницу, где дожидался его приказаний воевода Андрей Ростиславич. Боярин слышал перебранку князя и княгини и потому чувствовал себя неловко.

–Всех ли переловили пришлых?

–Всех, государь, – вскочил с лавки воевода. – Под две сотни набралось. Ты уж прости, Ярослав Всеволодович, но детишек, коих взяли с бабами, отпустили вольно, – чуть заикаясь, проговорил Андрей Ростиславич.

–Кто посмел перечить моему слову? – возмущенно воскликнул князь.

–Я, государь. Если бы я этого не сделал, дружинники взбунтовались бы.

–Что? – взревел Ярослав.

–Да, государь. После Липицы дружины не узнать. Мужики дерзостны, того и гляди из послушания выйдут.

–Что делается-то! Все против меня: и дружина, и даже княгиня! Ты тоже, наверное, норовишь улизнуть из Переяславля, меня покинуть? – сузил веки Ярослав, остановившись напротив воеводы.

–Не сомневайся, государь. Я – с тобой.

Ярослав еще долго вышагивал по горнице, понося всех и вся. Наконец, чуть поостыв, он распорядился:

–Дозор вышли. Не то придут Мстислав с Константином и повяжут нас сонными.

Но только через неделю пришли князья к Переяславлю. Ярослав понимал, что со своими двумя сотнями дружинников он не сможет противостоять многотысячному войску, и потому вышел из города навстречу Константину.

–Брат и господин, я в твоей воле. Делай со мной что хочешь, но не выдавай меня Мстиславу или брату его – Владимиру.

Константин, протянув руки, принял в объятия Ярослава. Утерев набежавшую слезу, он проговорил:

–Не в обиде я на тебя. Живи. В кормление тебе Переяславль. А что до Мстислава и братьев его, так я помирю тебя с ними. Они же тебе, чай, не чужие. Вон их стяги. Поедем к ним да все разом и решим.

Ярослав сделал знак, и из ворот города выехал воевода с десятком гридей.

–Зачем тебе вои? – насторожился Константин, но Ярослав поспешил успокоить великого князя:

–То подарки везут. Негоже к Рюриковичам без подарков.

Мстислав молча взирал на разложенные на ковре золотые и серебряные кубки, сияющее драгоценными камнями оружие, гору рухляди [51] , дорогие заморские ткани. А Константин все говорил и говорил, убеждая князя простить Ярослава. Нелегко Мстиславу было принять решение. Новгород взывал к отмщению.

–Что скажешь, Ярослав, в свое оправдание? – нарушил свое молчание торопецкий князь. – Ты и только ты повинен в этой кровавой замятне.

Константин хотел было сказать еще что-то, но Мстислав остановил его жестом.

–Говори. Я жду, – голос торопецкого князя был глух и недобр. Он исподлобья глядел на своего зятя, дышал шумно, угрожающе.

Ярослав побледнел и, отбросив напрочь наставления Константина, который советовал ему встать на колени и просить у Мстислава хлеба и живота, дерзко заявил:

–Вина на мне, и я в твоей власти, князь. Бери все, чем владею. Хочешь живота моего? Вот он я!

–Жизни мне твоей не надобно. Встретился бы на Липице, не пощадил, а так… не хочу брать грех на душу. Много ты зла принес, Ярослав. Потому простить тебя не могу, но и судить не хочу. А посему Бог тебе судья. Перед Новгородом винись златом-серебром. И вот еще что: дочь мою Ростиславу от тебя беру.

Ярослав вскинулся от слов князя и, дрогнув голосом, проронил:

–Не губи, не забирай дочери своей. Люба она мне. Без нее не жизнь.

–Нет, Ярослав, – холодно произнес торопецкий князь. – Сама Ростислава не хочет быть за тобой, а дочери своей я в обиду не дам.

Когда же Ярослав вернулся в город, в свой терем, Ростиславы уже не было. Она выехала из Переяславля за мужем, спешно, ничего не взяв с собой, и направилась в Новгород, известив об этом своего отца – Мстислава Удалого.

5Лодки и насады, преодолевая течение, шли медленно. Они жались к берегу, словно ища защиты. Вот последний изгиб реки, и взорам открылся Городец-Радилов – город, затерянный в лесах.

Городец смотрелся внушительно: высокий вал; городня [52] , покрытая кровлей; на Волгу выходящие восемь башен, две из которых проезжие; пристань; посады, сползающие от стен города к реке; за отдельной стеной на Княжей горе возвышался княжеский терем, собор, добротные дома бояр. Все это возведено из дуба, и потому город казался черным, неприветливым, неуютным.

Запоздало зазвонили соборные колокола, к пристани устремились городчане, и вскоре весь город оказался на волжском берегу. Ждали дружину и надеялись, что на лодках мужья и братья возвращаются из похода, но на пристань в сопровождении Устина Микулича ступил владимирский князь Юрий Всеволодович. Знавшие его начали было выкрикивать здравицы, но, не поддержанные, быстро умолкли. В полной тишине, ловя на себе настороженные взгляды, Юрий прошел через ворота города. За ним последовал только городецкий воевода.