Брат на брата. Окаянный XIII век

— Да уймись ты, утомил! Утром придешь и обо всем поведаешь. А теперь оставь меня.

Владимир ступил на крыльцо княжеского терема. Птицей выпорхнула из дверей княгиня Ольга. В белой льняной рубахе, простоволосая, она прильнула к его груди, обвила шею руками.

— Слава тебе, Господи, вернулся! — выдохнула она со стоном. — Я все глаза выплакала, тебя ожидаючи.

— Погоди, — отстранился князь от жены, — я в пыли дорожной, грязен, и дух от меня нехороший.

— То не беда. Банька топлена с вечера, жар, поди, еще не остыл. Пожди малу толику, я токмо за чистой рубахой схожу. Ноне я сама тебя мыть буду, — многообещающе прошептала Ольга в самое ухо Владимиру и, рассмеявшись, словно серебром посыпала, убежала в терем.

— Вот оно, счастье-то! — потянулся Владимир и, запрокинув голову, устремил взгляд в звездное небо. — Когда есть дом, а дома ждут!

«А над домом-то нависла туча черная, — подумал князь о половцах, и настроение упало. — Бог уберег дружину для дела праведного. Надобно поутру молебен отстоять поминальный по убиенным на Авдовой горе да благодарственный тоже отслужить надобно о возвращении всех переяславцев в здравии из похода», — решил Владимир.

Всего два дня потребовалось молодому князю, чтобы собрать воинство по земле переяславской. Бояре советовали обратиться за помощью к князю киевскому или тестю — князю черниговскому, но Владимир, понимая, что промедление может привести к опустошению всей земли переяславской, поспешил выйти навстречу половцам.

Отыскал князь степняков быстро. Молва народная вела его кратчайшим путем к Ворксле. Там стали половцы станом, оберегая полон и телеги, нагруженные награбленным добром. Было их сотни три-четыре. Зная, что князь переяславский ушел с дружиной на север, вели себя половцы вольготно, дозоров не выставляя, стана не укрепляя. Переяславцы скрытно подобрались почти к самым сторожевым кострам, а как забрезжил рассвет, навалились с трех сторон на поганых, тесня их к реке. Не многим удалось уйти с места сечи, ибо не знали переяславцы жалости к степнякам.

Возвращались, в радости великой пребывая: и степняков наказали, и полон освободили. Шли налегке, сложив оружие и доспехи на телеги, только конная дружина была при оружии. Но уже под самим Переяславлем случилась беда: словно буря, налетела половецкая конница, оставляя за собой лишь бездыханные тела дружинников, переяславских мужиков и баб, захваченных ранее и освобожденных у Воркслы. Недолго сражалась и конная дружина. Защищая своего князя, они все сложили головы. Только Владимира, отличив его ото всех по богатой одежде, сорвали с лошади арканом и увезли с собой.

3

Насады и лодки шли друг за другом гуськом. Мимо медленно проплывали берега Клязьмы, поросшие лесом. Деревья так близко стояли от воды, что своими ветвями закрывали полнеба. Река петляла, извивалась, словно хотела укрыть за своими изгибами златоглавый город Владимир. Но стольный град остался там, за лесами, где извещали округу малиновым перезвоном колокола церквей и соборов, что в город вступил великий князь Константин. Опальный же князь сидел на носу большой лодки и размышлял о превратностях судьбы. Напротив него на медвежьих шкурах возлежал епископ Симон.

— О чем задумался, князь? Посмотри, красота-то какая, — повел он рукой вдоль берега. — Нигде, ни в каких землях нет такого боголепия…

— Не до лепоты мне, отче, — стряхнув оцепенение, отозвался Юрий. — Тревога точит: как-то с Ярославом дело обернется? Не простит ему Мстислав Новгорода, а коли простит, так новгородцы не позволят. Уж больно они сердиты на Ярослава. Как ты думаешь, что ждет брата?

— Не ведаю, князь. На все Божья воля, — уклонился от ответа епископ Симон. — Тебе же, князь, ноне надобно о себе подумать, о княгине, о княжичах. Городец что Переяславль Южный. Там — половцы, здесь — булгары. Покоя нет. А сколь жить в Радилове придется, одному Богу известно.

Юрий потянулся, зевнул и, подминая себе под бок медвежью шкуру, сказал:

— Вот придем в Городец, тогда и думать будем, как жить, а пока я сосну. Разморило.

Плыли не спеша и потому только на третий день вышли к Оке. Полноводная река встретила их ветром, волной, чайками и стайками уток, вспархивающих в затонах и озерках, коих было немало на пологом левом берегу. Правый же берег, поросший лесом, был высок, глинист, гребешками молодой поросли сползал к воде. Кое-где на мелководье встречались колья, торчащие из воды, меж которыми поблескивала верхней бечевой натянутая сеть.

— Снасть стоит, а хозяев нет, — заметил кто-то из сидящих на веслах гридей.