Брат на брата. Окаянный XIII век

— Чего загрустил, князь? — окликнул его хан Глеб, тихонько подошедший и до того долго наблюдавший за своим пленником. — Вон сколько времени прошло, как привезли тебя мои воины, а ты все тоскуешь. Верно, опять свою женщину вспомнил? Так говорил я тебе уже не раз: нет ее в Переяславле. Ежели бы не ушла к своему отцу, так мои воины добыли бы ее тебе.

— Верю и благодарю тебя, хан, за заботу, — откликнулся Владимир, — но думы мои не о жене. Устал я от степи. Не понять тебе этого. Степь — твой дом родной. А мне хочется прижаться к березоньке белой, вдохнуть запах ели, послушать соловьев, лягушек на зорьке… Э-эх!

— Не заболел ли ты, князь? Уж больно путаны речи твои, — встревожился хан. — Может, прислать тебе еще полонянок? Те две не хороши?

— Да нет, хан, женщин мне более не надобно. Отпустил бы ты меня, — тихо вымолвил князь давно вынашиваемую просьбу.

— Чего захотел! — рассмеялся хан. — Ты дорого стоишь. Целый табун лошадей. Через полгода за тебя великий хан Кончак сто кобылиц отсчитает. Забыл?

— За выкуп, что давали за меня, ты мог бы не один табун купить.

— Зачем мне золото урусов? Захочу, я его и так в походе добуду. А ты мне скажи, у кого из ханов в полоне есть князь урусов? Только у меня, — довольно расхохотался Глеб Тирпеевич. — Так что, князь, не грусти. Привыкай. Сыновей у меня нет, уже пятую жену взял, а все дочери. Пойми, мне лет немало. Коли боги сына не дадут, ты мне сыном будешь. В жены дам тебе свою дочь: самую красивую, самую любимую. Ханом станешь. Все мои табуны твоими станут.

— Спасибо, хан, но мне этого всего не нужно.

— Зачем так говоришь? Это пока ты молодой, тебе ничего не надо, а заматереешь, до всего интерес появится. Ладно, сиди, князь, томи душу. Завтра поутру снимаемся, пойдем на юг, на зимние пастбища.

— Уже завтра? — невольно вырвалось у Владимира.

— Завтра! — подтвердил хан и, рассмеявшись, добавил: — А полонянок я тебе все-таки пришлю. Женщин много не бывает.

Хан ушел так же тихо, как и появился.

«Завтра… Уже завтра. Ну нет! Больше я в южные степи не ходок. Мне и прошлого года с лихвой хватило, помаялся. Значит, надо выбираться из стоянки сегодня ночью».

Раздумывая, Владимир направился к пасущемуся невдалеке небольшому табуну лошадей. Следом за ним, несколько в отдалении, двинулись половецкие воины.

Еще издали, увидев Владимира, к нему поспешил пастух, полочанин, четыре года томившийся в плену. Смахнув с головы шерстяной половецкий колпак, он поклонился князю.

— Как лошади, Степан? — подойдя ближе, поинтересовался Владимир.

— Готовы, князь. На смену, как ты велел, две пары добрых коней я увел к Усоле. До нее почти половина дня пути. Еле исхитрился на это дело. Лошадей в ложбинке оставил, а ложбинка та приметная, найду.

— А ну волки порвут лошадей, место дикое?

— Нет, князь. Я с ними Черныша оставил. Пес умный, волков к лошадям не подпустит и им разбрестись не даст. А отсель сколько надо лошадок, столько и добудем.

— Сегодня уходим. Одна забота — эти, — скосил Владимир взгляд в сторону стоявших поодаль охранников.

— Не тревожься. У меня на них давно нож припасен, — недобро усмехнулся Степан. — Как с ними управлюсь, приду в шатер. Ты уж, князь, меня не пугайся.

Рассвет застал князя Владимира и его спутника далеко от стоянки хана Глеба Тирпеевича. Проезжая мимо каменного истукана — половецкой бабы со сложенными на животе руками, — Степан плюнул в ее сторону и, скрежеща зубами, прошипел:

— Будь проклята земля половецкая! Чтобы глаза мои больше не видели этих каменных идолов! Четыре года они пучились на меня! Ни днем ни ночью покоя от них не было.

— Ты не назад, а вперед смотри, — повел рукой князь Владимир. — Видишь лес? Скоро Усола, а там Русь, земля русская! Теперь нас половцам не достать. Степан, ты чувствуешь, чем пахнет?

Спутник князя потянул носом и, пожимая плечами, ответил:

— Прелью. Осень же…

— Прелью! — усмехнулся князь. — Свободой пахнет! Свободой, — облегченно выдохнул Владимир и, гикнув по-половецки, ожег плетью коня.

4

Возвращение из плена князя Владимира послужило поводом для примирения «Большого гнезда». По зову старшего брата в стольный град направились все Всеволодовичи. Первым приехал Юрий. Его жена, княгиня Агафья, с приболевшим Мстиславом осталась в Суздале, а он со своим шестилетним сыном Всеволодом приехал во Владимир. Видимо, из-за чувства вины встреча братьев прошла холодновато. Молча обнялись, сели, поговорили односложно, ни о чем. Лишь знакомство с княгиней Ольгой, умной и на редкость красивой, несколько сгладило возникшую холодность отношений. К вечеру приехал Ярослав. Шумный, разудалый, он, казалось, заполнил собой весь княжеский терем. На вопрос Юрия, почему тот приехал без жены, которую не так давно привез из Новгорода, помирившись с ней, Ярослав, довольно улыбаясь, ответил:

— Ростислава в Переяславле осталась. Боится живот растрясти. Во какой, — хохоча, округлил он руки. — Скоро у меня прибавление в семье. Так что на крестины зову всех ко мне.