А вот юнца-убийцу понять никак не могла. Да, молодые иногда творят зло. Стреляют в царя. В соперника. Приходят в школу — убивать учителя за «двойку» или одноклассников — за издевки. В подобных случаях хотя бы как-то можно убийц оправдать. Но что за низость — стрелять по беззащитным больным?
Я — словно зомби, на ощупь — прошла к холодильнику. Водки. Обжечь горло, остановить дрожь в пальцах.
Но спиртного в моей аккуратной студии, увы, не оказалось. Я залпом выпила бутылку ледяного сока и снова начала дрожать.
Зазвонил телефон. Опять Федор. Я залепетала полную глупость:
— Такой кошмар, мне ужасно жаль… А Ярик… Ярик в порядке?
— Ярик дома, — глухо отозвался старший брат. — Он не ходит на занятия. Ждет Ольгу.
— Передайте ему: письмо уже у меня! Завтра будет у вас! — торопливо похвасталась я.
— Вы нашли Ольгу? — равнодушно отозвался Федор.
— Да.
— И куда она сбежала?
— К жениху. Георгию Климко. — Я абсолютно забыла о том, что не надо выдавать лишнюю информацию.
Дорофеев-старший больше ничего спрашивать и не стал. Пробормотал:
— Извините, что вам надоедаю. Но меня реально накрыло. А поговорить не с кем. Ярик не поймет. Мать не в духе. Это быдло… Шестнадцать лет ему. Десятый класс. Я таких, как он, учу «винт»[9]
делать…Телефон запищал — прорывался еще один абонент. Я скосила глаза на определитель: Ольга. Она сегодня дала мне свой псковский мобильный номер.
Этот звонок может быть важным. А разнюнившийся мачо пусть сам справляется с нервами.
— Федор, мир не всегда справедлив, — строго сказала я. — Простите, у меня звонок по второй линии.
Похоже, мастер паркура ждал от меня других слов. Буркнул обиженно:
— Ладно. Не буду отвлекать.
А я нажала на «прием» и выкрикнула:
— Да, Оля?
Вот сейчас я истерику получу — дай боже!
Однако в отличие от явно потерянного Федора балерина говорила почти спокойно:
— Римма, вы знаете?
— Конечно.
— А новости внимательно смотрели?
— Ну… я просто переключала каналы…
— Найдите в Интернете канал «Эм-8». Прямо сейчас.
Я чрезвычайно удивилась ее выдержке. Ее просьбе. Однако многолетний стаж секретаря пошел мне на пользу. Когда человек приказывает (как сейчас Ольга), я никогда не спрашиваю: «А зачем это надо?» Но просто молча и быстро исполняю.
— Одну секунду.
Я перевела мобильник на громкую связь, вышла на сайт канала, открыла рубрику «Происшествия». Номером один, разумеется, шла «Бойня в столичном доме инвалидов».
— Нашла. Что конкретно смотреть?
— Там сюжет на три с половиной минуты. Прокрутите на пару минут вперед. Что видите?
— Журналистка стоит у фасада, возмущается, что охраннику Центра семьдесят шесть лет.
— Ждите. Сейчас дадут общий план. Там народ толпится у заградительной ленты. Видите?
— Да.
— Остановите.
— Сделала.
— Теперь смотрите внимательно. Справа в первом ряду две колоритные дамы в спецодежде. Нашли?
— Да.
— А за их спинами парень. В бейсболке. Поймали?
— Ну… или мужчина. А может, старик.
— Да, почти не разглядеть. Но у него родинка под нижней губой. И подбородок круглый, как у девчонки. Я его узнала. Помните, я вам рассказывала сегодня? Это он мне угрожал в Главном театре.
Я прищурилась на размытый контур. Пробормотала:
— Но здесь вообще почти ничего не разобрать.
— У меня память на лица хорошая. Это он. Сто процентов.
— Он вам угрожал. И он сейчас здесь… Значит, этот человек
— Догадался Штирлиц. — В ее голосе прозвучала насмешка.
— Вы многолики, — парировала я. — Какая уверенность в себе! А еще недавно тряслись от страха.
— Беда в другом. Я ведь еще что-то знаю. Очень важное, — вздохнула балерина. — В голове вертится, а вспомнить не могу.
— Из какой хотя бы оперы?
— Вроде, мне кажется, я и этого парня, кто стрелял, видела раньше. Но где, при каких обстоятельствах — тут полный провал.
— Тогда расскажите мне то, что помните. Про того, кто вам угрожал. Внешность, возраст. Одежда. Манеры.
— Ну… ему лет двадцать пять. Может, и тридцать. Он явно следит за собой. Очень ухожен. Стрижка, ногти идеальные. Дорогие часы, хороший костюм.
— Насколько хороший? — перебила я.
— Не на заказ сшит, но бренд. «Босс» или «Бриони». Мужчины в Главном театре часто такими… забитыми выглядят, жены их одели и с собой притащили. Но этот очень уверенно держался. Не сомневаюсь, что сидел в партере.
— А внешность?
— Волосы русые, глаза серые, нос прямой. Две родинки. Одна под нижней губой, вторая на правой щеке.
— Вы очень много запомнили, — уважительно заметила я. — Хорошо бы вам этого типа официально опознать! Ведь запросто: именно он мог отправить подростка на бойню. А сам болтался неподалеку. Контролировал, как исполняют его приказ.
— Ну уж нет! — резко отозвалась Ольга. — Я этого делать не буду. Сыта по горло. Скажите им сами.
— Полиция не принимает показания с чужих слов.
Балерина нервно хохотнула:
— Пусть тогда попробует меня поймать! Но сразу предупреждаю: мы с Георгием завтра утром уедем. Очень далеко.
Он сбавила храбрый тон и жалобно прошептала:
— Я стараюсь держаться, вы видите. Но мне настолько страшно… Я вообще больше не могу жить в этой стране! К счастью, Гоша меня понимает.