Брат ответит

Больше ничего говорить не пришлось — глаз учительницы оказался натренированным на врушек-школьниц. Она окинула оценивающим взором мой стыдливый румянец, повинную голову. Строго произнесла:

— Вы не риелтор.

— Нет, — прошелестела я тоном десятиклассницы, застуканной с сигареткой.

— А кто тогда? Журналистка?

— Я частный детектив.

— Кто-кто?

Насмешливым взором окинула мои брючки в обтяжку и кофточку с треугольным вырезом. (Вечно я: сначала оденусь, как в ночной клуб, а потом подумаю!)

Я умоляюще сложила ладони:

— Вероника Андреевна! Простите меня, пожалуйста. Я поступила неэтично. Но я… я только начинаю работать и просто не смогла придумать другой способ, чтобы вы пригласили меня в дом. А мне обязательно нужно с вами поговорить, и…

Вещала и радовалась, что учительница молчит, не гонит немедленно прочь. Но вдруг ее прорвало, да как!

Затопала ногами, шарахнула кулаком в стену. Выкрикнула противным визгливым голосом:

— А ну, убирайтесь отсюда!

Я собрала все свои нервы в кулак и спокойно ответила:

— Не уйду.

— Я сказала: пошла отсюда прочь! — завопила она еще отчаяннее.

И разразилась рыданиями:

— Что за непорядочные, двуличные людишки кругом! Везде! Некуда скрыться от человеческой подлости!

Это хорошо, что она лает. Значит, укусить не должна.

— Вероника Андреевна, — я заговорила успокаивающим тоном психиатра, — разрешите мне, пожалуйста, остаться. Поверьте, я на вашей стороне. Я пришла для того, чтобы вместе с вами защитить Леню. Точнее, теперь его память. Меня тоже бесит, как легко и быстро власть нашла козла отпущения.

— Как я могу вам верить? — всхлипнула она.

— Вы — прекрасный, опытный учитель. Положитесь на свою интуицию. Клянусь, я наврала вам только про квартиру…

Вероника Андреевна начала успокаиваться. Сквозь слезы усмехнулась:

— Один раз совравши — кто тебе поверит?

И вдруг расхохоталась:

— А я-то, идиотка, уже планы строила, как от своего пятого этажа избавлюсь! И до метро пешком ходить буду. Откуда вы узнали, что я обмен ищу?

— Я и про люстру знаю, и про стиральную машинку. — Я порадовалась, что она перестала вопить.

— Как? Это было сто лет назад!

— И что учеников берете — тоже знаю.

— Но я последний раз объявление год назад давала!

— В Интернете достаточно один раз свой телефон оставить — все, след навечно. Кстати, с налоговой будьте осторожны. Они сейчас тех, кто оказывает услуги, проверяют. И штрафы с пенями вешают, если декларацию не подавали.

— Все, хватит! — оборвала она. — Если вы — частный детектив, кто вас нанял?

В этот раз я решила врать близко к тексту:

— Сразу несколько человек. Родители погибших инвалидов.

— Зачем?

— Они не верят, что школьник мог сам все замыслить и исполнить. Считают, что парня накрутили и сделали козлом отпущения. А настоящего виновника и организатора преступления власти скрывают.

Вероника Андреевна тяжело вздохнула, опустилась на табуретку.

— Допустим, они правы. Но что для них изменится? Мертвых не воскресить. Или они просто хотят еще крови?

— Они хотят справедливости, — возразила я.

— Придется вас разочаровать, — отрезала учительница. — Я понятия не имею, кто отдал Лене приказ.

Я оживилась:

— Значит, приказ все-таки был?

— Не знаю, — жалобно вздохнула она. — Но я учу Леню уже пятый год. И он никогда мне не говорил, что ненавидит аутистов или вообще инвалидов. Что их надо убивать.

— Кто-то задурил ему голову?

— Вероятно… Леня… Ленечка — он ведь тоже был особенный мальчик. Если найти к нему подход, им можно было управлять. Довольно легко. И для тех, кому он верил, парень готов был на многое. Практически на все. Возможно, так проявляла себя его душевная болезнь. Хотя со стороны он выглядел невыносимо твердолобым. Моя коллега, учительница математики, от него рыдала. Потому что парень вбил себе в голову: для арифметики есть калькулятор, а синусы, теоремы и логарифмы в обычной жизни никому не нужны. И ничего на него не действовало — ни уговоры, ни угрозы. За счет природных способностей на слабую троечку тянул, но уроки не учил никогда. Принципиально.

— А вы к нему, похоже, подход нашли, — подбодрила я.

— Да. Нашла, — кивнула учительница. — Мне за это потом выговор влепили.

— Почему?

— Ну, про английский Леня тоже считал, что никчемный предмет. А я однажды отвела его в бар. Где одни экспаты. И все официанты — литовцы или молдаване, по-русски не понимают. Он дико смутился, пытался сбежать. Но я его не пустила. И помогать не стала. Заставила самого сделать заказ. И с ирландцами, которые за наш столик подсели, общаться. Сначала он пары слов связать не мог. Но постепенно освоился. Заговорил — с ужасными ошибками, медленно, — но заговорил. С тех пор английский, — улыбнулась с печальной гордостью, — у Леньки стал любимым предметом.

— Да… — протянула я. — Вы действительно Мэри Поппинс. Применяете нестандартные методы.