Брат птеродактиля

Мария Сергеевна, несмотря на свое всего лишь среднее, продержалась в банке аж до шестидесяти. Причем исключительно благодаря немыслимой для молодых конкуренток преданности учреждению и продолжаемому повседневному самосовершенствованию в стремительно меняющемся банковском деле. Она, уже будучи пенсионеркой, умудрилась освоить в пределах служебной надобности компьютер, и даже муж Михаил в полной мере не знал, каких слез, какого отчаяния и какой ненависти к умной машине в частности и техническому прогрессу вообще это стоило. А еще Мария Сергеевна постоянно выписывала несколько газет (чего давно никто не делает), в которых публиковались очередные нормативные акты суетливого нашего государства. И штудировала их, как честолюбивый курсант-первогодок штудирует воинские уставы, чтобы потом непринужденно якобы консультировать не только клиентов и молодых, но чрезвычайно ленивых коллег-конкуренток, а также юристконсульта банка и даже директора самого. Впрочем, почему «даже», если нынешние директора нередко еще менее сведущи, чем их широкого профиля предшественники, в каком-либо конкретном производственно-технологическом процессе, кроме административных многоходовок.

И все же ушла. Гордая Мария Сергеевна не пожелала дожидаться, пока искренне уважающий ее менеджер вынужден будет, мучительно краснея, сказать, что ему невыносимо видеть ее страдания, или другие, но в этом же духе слова произнесет, и ушла существенно раньше, чем ситуация вызрела. Благодаря чему заработала вторые за последние пять лет пышные, теперь уже бесповоротные проводы на заслуженный отдых, что немыслимая редкость и роскошь не только по нынешним временам.

А тут как раз и Мишка пенсионный рубеж одолел. Хотя, разумеется, никому даже в голову не пришло устраивать по этому поводу какие-либо церемониалы, и все бы вышло уныло, серо да буднично, если б сам именинник не расстарался поставить мужикам литру да потом еще литру. После чего еще, злющий, взъерошенный и отвратительно трезвый, не отказал себе в удовольствии сообщить нечуткому, как минимум, руководству об остальных его, руководства, недостатках. Так-то, если б не сообщал, его бы еще поработать оставили, но он работать больше там не хотел, натура его мятежная уже давненько требовала очередных перемен в жизни. Да просто захотелось некоторое время вместе с женой полным государственным иждивением понаслаждаться, оценить — как оно, вообще-то, лично убедиться что, вообще-то, оно вполне хреново, а уж потом — куда-нибудь за сколько-нибудь снова…

Да просто дембельнуться, как когда-то, давным-давно, захотелось!

Кроме того, в саду накопилось много работы, которую можно было бы еще сколь угодно долгое время на потом откладывать, если б не укоризненные взгляды соседей, страшащихся распространения сорняков пуще эпидемии бубонной чумы и в подавляющем большинстве навсегда окуклившихся в своем качестве пенсионеров, у которых на участках не только единого сорнячка не сыщешь — хрен ли им больше делать-то — но которые даже землю плодородную лесную полагали вполне естественным на автобусе в заплечных котомках возить. И ведь столь помногу умудрялись некоторые навозить, что в сравнении с этой добровольной каторгой копка врукопашную Беломорканала — детская игра в песочнице.

Ну, и в первое же лето Мария с Михаилом показали этим пенькам замшелым, на что они способны, когда их допекут. Особо, конечно, отличился Мишка, потому что, наведя вместе с Марией общий идеальный порядок на участке, он, разумеется, не стал, как последний маразматик, уподобляться средневековому китайскому крестьянину, у которого делянка измерялась в экзотических «му», а «му» — оно и есть «му», и построил в саду красивейшую да высоко вознесенную голубятню. Какую в детстве себе позволить не мог. И голубями ее заселил самыми-самыми, каких только удалось на птичьем рынке достать.

Нет, конечно, живность в коллективных садах никакая не редкость. Многие кроликов разводят, курей ради яиц держат, некоторые поросят откармливают, а в отдельных случаях и дойную корову заводят. Но чтобы бесполезных голубей!..

И вышла у Мишки голубиная стая, может быть, самая роскошная в области. Ибо голубятня, вообще-то, нынче почти исчезнувшая роскошь. И к Мишке даже телевизионщики из большого города приезжали, которым он битый час под завистливыми взглядами соседей «садистов» все показывал и объяснял.

Но, когда в обещанный час телик врубил, обомлел. Там сперва какой-то жирный хряк свой уютный ресторанчик показывал, заманивал зажравшегося клиента-хряка совершенно новыми в городе кулинарными изысками, а главным фирменным блюдом у этого хряка было — да тут хоть кто обомлеет — жаркое из голубя!

Мишку же со своими турманами да дутышами только после к хряку пристегнули. И будто бы не голубятня у Михаила, а ферма. И будто бы он голубков «откармливает». И даже будто бы особую мясную породу намерен вывести. И будто бы он — поставщик хряка позорного.