Читаем Брат птеродактиля полностью

— В общем, так, орелики. На последнем съезде партии Никита наш Сергеевич Хрущев, как вы знаете, назло империалистам и чтобы показать им, падлам, пример доброй воли, предложил значительно сократить нашу Советскую армию. И мы, товарищи, народ то есть, горячо поддержали и одобрили такую инициативу родного центрального комитета. Поэтому, когда в народное хозяйство страны хлынут миллионы оставшихся без дела крепких и довольно грамотных мужиков, я наконец-то смогу навсегда расстаться с некоторыми неисправимыми забулдыгами и лодырями. Да, признаться, я хотел прямо сейчас кое на кого уже отправить докладную в дирекцию. Но ваш мастер, добрая душа, упросил меня этого не делать. Взял всю ответственность на себя. В общем, идите работать, доделывать вчерашнее. Мастер чуть позже подойдет, и если вы на тот момент будете лясы точить или, упаси бог… Айдате, Аркадий Федорович, ребятам, я полагаю, кое-что хочется обсудить промеж себя. Полагаю, имеет смысл предоставить им такую возможность.

— Ты хоть с ними водку еще не пил, Аркаша? — спросил «старший политрук», едва закрылась за ними дверь слесарки.

— Ну, что вы!

— Слава богу! И не пей. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Потому что — распоследнее это дело. Выпил с работягой — ставь на себе крест. Поскольку гегемон наш — этого ты ни в каких учебниках не прочтешь, но это святая правда — испытывает к нам классовое чувство. И никакими средствами никогда не брезгует…

Затем Алексей Маркьянович открыл в своем скромном кабинетике такой же ящик, какие были в слесарке, там, помимо стандартного комплекта инструментов слесаря-сантехника, стояла початая бутылка «Московской особой» и лежали на промасленной газетке порезанная на ломтики и уже слегка подвялившаяся селедка да закусанная буханка серого.

— Тебе, Аркадий, уж не обессудь, не предлагаю, молод ты еще, да и работяги сразу засекут, а сам выпью. Мне можно. Только нам, большим начальникам, — при этом он криво усмехнулся, — и можно, а вам, маленьким, сохрани и помилуй. И не осуждай, потому что — с кем поведешься, от того и наберешься…

Алексей Маркьянович выплеснул в закаленную глотку полстакана свирепого русского напитка, сунул вслед кусок селедки, куснул хлеба, слегка прослезился. А потом из недр шкафчика вынул три недостающих вентиля, которых у него, материально ответственным лицом не являющегося, никак не должно было быть. Теоретически.

— На уж. Из моих личных фондов, так сказать. От сердца отрываю, потому что я ведь тоже — садовод. Первый и последний раз. Еще сопрут — сам добывай где хочешь. Хоть у таких же расхитителей из фабричного ЖКО покупай за бутылку… Иди, Аркашка, командуй дальше, и чтобы я твоих детских докладных больше не видел…

И Аркашка пошел, отметив про себя напоследок, что от водки начальник ничуть не опьянел, только кровавые прожилки в его глазах отчетливей обозначились, да ужаснувшись: как же много всего в жизни надо понять и повидать, чтобы когда-нибудь таким же матерым, а не бумажным «инженером человеческих душ» сделаться! Хотя, пожалуй, только жизненного и производственного опыта тут недостаточно, надо особый талант иметь плюс недюжинную силу волю, чего у него, Аркашки, скорей всего, нет и никогда не будет…


Зато братан Мишка в первый свой трудовой коллектив влился, как в новую родную семью. Нет, разумеется, без традиционных пролетарских подначек не обошлось, мыслимо ли без них, но разве они были обидными, по сравнению с теми, что в «ремеслухе» пережить довелось!

Уж во всяком случае, ничего напоминающего пресловутый «велосипед» — это, если кто не знает, когда спящему пацану его старшие товарищи ватку меж пальцев ног вставляют и поджигают. Да даже «посвящения в рабочие», на манер почти безвинного «посвящения в ремесленники», когда человека порют ночью ремнем по жопе, не было!

Провести же теоретически подкованного молодого специалиста на «мякине», то есть послать с ведром за индуктивностью, ни за что не удалось бы, ибо Мишка сразу сообразил, что к чему. Но он сыграл «в поддавки» со старшими товарищами, притворился простаком и пошел, куда велели, чем их изрядно повеселил, а заодно и сам повеселился. И еще с первой получки пришлось «угостить» товарищей электромонтеров, которые, распив традиционную поллитру за счет новичка, потом скинулись еще и наклюкались, «как положено». И Мишка с ними первый раз в жизни нарезался до соплей. Разумеется, потом было еще много-много таких разов.

Мишка же и братика в следующую получку подобным образом совратил, хотя, сказать по правде, его после первого раза мутило от одной мысли о спиртном, но ничего, переборол отвращение. Да и купили они не пролетарской злой водяры, а сладенького дамского, как им представлялось, напитка, на французский манер именуемого «Шартрез». Но ликерчик этот, всею своей зеленой сутью отечественный, вопреки ожиданию оказался тоже по формуле Д. И. Менделеева сработанным. Сорокоградусным, значит. И до того противным!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза