Брат Солнца

 В детстве Артем всегда засыпал на этой дороге, - что в автобусе, что в отцовской машине. Тогда его будили родители, а теперь будить было некому, - и он боялся проспать. Глядел во все глаза на Старосельские аккуратные домики, – когда выезжали из райцентра, - на местный супермаркет – будто свалившийся с другой планеты куб из стекла и бетона, на воинскую часть на окраине. Она возникла на мгновение и удивила его редкой запущенностью. Трехэтажные казармы почернели, рамы в окнах местами были выворочены, стекла побиты. Территория была завалена каким-то хламом, то тут, то там вздымавшимся над забором, заросла кустами и деревьями. Однако на КПП сидела группа солдат, на лицах которых было написано какое-то… даже довольство жизнью, что ли, – несмотря на царивший вокруг хаос. Странная картинка проплыла перед глазами, озадачила, но Артем сказал себе: «Ну, в-общем, как везде…» и она тут же забылась…

 А дальше был лес, лес и снова лес – до самого Трешкина. Только здесь дорога наконец огибала Трешкинское озеро – и было на что посмотреть. Озеро, длинное и кривое, было более-менее живописным. На самом деле оно было проточной старицей реки Юрмы, которую дорога пересекала через полтора километра, перед селом Луговым. Трешкино окружило единственной своей улицей внешнюю часть водоема; огороды не доходили до обрыва метров двадцать, а кое-где – и девять-десять.

 Места были благодатные. Это была глушь, – а в ней – все, что можно ожидать от глуши - рыбалка, охота, ягоды, грибы. И здесь всегда стояла удивительная тишина, особенно по вечерам. Выйдя из автобуса и сделав несколько шагов по направлению к деревне, Артем понял, почему отец когда-то выбрал это место. Ведь если просто-напросто выспаться в деревенском доме, сходить с удочками на речку, прогуляться по лесу, - все беды и несчастья развеются сами собой, - и он станет другим человеком – спокойным, собранным, готовым принять нужное решение, выполнять его – и менять свою жизнь к лучшему.

 Но вот он вошел в деревню через переулок, и она неприятно удивила его. Улица была почти пуста. Слева – далеко-далеко – кто-то – один-единственный – переходил дорогу. У трех-четырех домов обрушились крыши. Несколько заборов бесследно сгинули, а часть – повалилась. Колодец напротив переулка осыпался и превратился в яму, заваленную бревнами. Справа, почти напротив их дома, ржавела груда какого-то железа. Асфальт растрескался и рассыпался мелким крошевом.

 «Ну что же, - повторил про себя Артем, - все как везде…» Чувство обиды за этот небольшой клочок земли вдруг наполнило его, - и тут же отпустило, - ведь он уже и так был достаточно измучен своими переживаниями, - измучен до безразличия, как ни горько  было в этом себе признаться…

 Он не был здесь шесть лет. Когда Вереницын учился в институте, ему казалось, что жизнь в деревне - это отмирающее занятие. Мир меняется, города растут вверх, - и надо держать руку на пульсе, а не заниматься разной первобытной ерундой вроде сбора ягод. Однако до третьего курса родители возили его с собой. Наконец, на четвертом он начал подрабатывать и сумел отвязаться от обязанности сидеть пол-лета в деревне. Дальше был пятый курс и работа. Отпуска – коротенькие – были, а вот желания «выехать на природу» – никакого.

 А вот теперь его сюда затянуло как в воронку, - и он понял, что многое в жизни пропустил. И многого уже никогда больше и не увидит…

 И вот – дом! «Дом» - только так они называли его между собой. «Дом», а не «дача». Это была обычная для этих мест пятистенная изба с пристроенными двором и верандой. Забор стоял; правда,  столбы пообветшали, да и воротца потеряли вид, - дерево подгнило, две планки были сломаны, а одной – вообще не было. Артем открывал их осторожно, - казалось, они вот-вот обвалятся или рухнут со столбами. А вот домом отец явно занимался. Крыльцо было новое, сруб обшит вагонкой, крыша перекрыта, - жить можно. Он поднялся на крыльцо, достал из сумки выданный матерью ключ, открыл дверь и вошел.

 Теперь, когда Артем добрался, наконец, до дачи, он засомневался, – зачем же он сюда приехал. Что он тут будет делать? Вот даже прямо сейчас? Он обошел комнаты, включил счетчик, выложил из сумки продукты и понял, что не знает, чем заняться. Он задумался на минуту и вновь заслушался удивительной, непривычной городскому уху тишиной. Ах, да! Он же собирался отоспаться! Артем прошел в горницу, лег на родительскую кровать, укрытую лоскутным одеялом, – когда-то его от нечего делать сшила мать, - лег и закрыл глаза.

 Сначала не спалось. Лезли  в голову все те же мысли про работу, Алевтину, про поездку сюда. Но постепенно голова тяжелела и Артем все дальше и дальше проваливался в уютную мягкую черноту.

 Но только-только он обмяк, в дверь постучали.

  - Хозяева! – послышался далекий во сне высокий старушечий голос. Артем поднялся и вышел в сени и открыл дверь.