- Слушайте-ка, шабашата, а вы ведь у этого, у депутата, бывает, вертитесь - чего он там? Живой?
- Живой.
- Не попали в него?
- Нет. А чего спрашиваешь?
- Да так… Интересно.
- Слушай-ка теперь ты, Никалавна, я тут с Нинкой Киселевой ехал, - так она говорит, вы с ней языками чесали, когда в него стреляли?
- Да ну! Где чесали! Она уж ушла, как выстрелили…
- А ты видала, что ль?
- Видала.
- И че там?
- В смысле?
- Ну, вон, Киселиха говорит – «стрелу огненную Господь послал через ангела своего».
Соловьева захихикала.
- Вот уж, правда, язык без костей… Совсем рехнулась старая…
- Ну, так что? Стрела огненная?
- Ну, вроде того…
- Да ты че?
- Сначала полыхнуло за Юрмой, потом гром был. А как гром – так, знаешь, - как иголкой в нашу сторону ткнуло.
- Иголкой?
- Ну, спицей, - если ее в печке раскалить. У меня вон внук проволочину через щелку в подтопок сунул, - так вот как раз вот так вот. Ну уж я ему всыпала! Что, говорю, избу спалить хочешь? Совсем башки нет!
- Ну так?
- Чиркнуло оттудова, – и, - тишина, было, а потом – этот – как заорет: «Б…! Убили!» Минут пять орал, наверно.
- Ну уж! Пять минут!
- Точно тебе говорю! Вот уж обо…ся, наверное!
- Уж наверняка…А в магазин к тебе никто чужой в тот день не заходил? Мы, правда, сами тут полдня были – никого ведь не видали…
- Никто… Слушай, ты как эти прям – из милиции…
- Да это я из любопытства… Получается ведь, свои кто-то пальнул…Слушай-ка, Зин, а че ты все на счетах, да на счетах? Какой век на дворе?
- Привыкла.
- Давай мы с Костькой тебе калькулятор купим?
- Есть он у меня… - достала она из-под прилавка калькулятор. – Чего уж там… Всю жизнь костяшками этими стучу. Я ведь раньше в лесхозе бухгалтером работала…
- Ну ты, Михалыч, болтать… - сказал Кашин, когда они спускались с крыльца магазина, - как баба…
- Похоже?
- Не… Как угодник бабий – это я сначала неправильно сказал.
- Так ведь с бабой – как баба, с мужиком – как мужик… Тут иначе нельзя… Слушай-ка, чего ты с прищепками этими влез? Я готовился-готовился… А ты – раз! У меня язык чуть узлом не завязался.
- Так это… Мать просила… А я все забываю… У нас деревянные, - сгнили уж половина…
- Ты это, Кость… Мы ведь не допрашивать ее пришли, а, на разведку, так сказать… Тут – шаг вправо, шаг влево - и привет, - замолчит человек… Да… Чуть не сбил ты меня…
- Знаешь что, я вообще по этим разговорам не ходок… - сказал Костька, когда они уже садились в машину.
- Ну, не обижайся…
- Да я не обижаюсь. Просто стою, все витрины у ней изглядел, руки болтаются – девать некуда, сказать, что ли, чего – думаю, или молчать надо – непонятно.
- Ну да, это только с виду просто… Но нормально получилось, - а знаешь почему?
- Почему?
- Потому что тебе действительно скрепки нужны были. А вот если бы ты это придумал, - спалились бы мы с тобой по полной…
- Ладно, говори, куда едем…
- К Глухову.
- К Матвею?
Бусыгин кивнул и бросил купленные в магазине продукты на заднее сиденье.
Тайга гостей никогда не облаивала. Она лежала в теньке у сарая-гаража и дремала. Когда у Глуховского дома притормозил Костькин жигуленок, собака только немного повела ухом. Когда Анатолий Михайлович скрипнул калиткой и вошел в огород, она открыла глаза, посмотрела на гостя, а потом глухо и коротко, в один слог, сообщила хозяину:
- Бау!
И Глухов, убиравший, - как и Бусыгин несколько дней назад, - лук с грядок, сразу понял, что пришел гость, причем относительно спокойный и безопасный.
Анатолий Михайлович подумал, что собака гавкнула на него, и стал уговаривать ее пойти и позвать хозяина, - а хозяин между тем уже обходил дом.
Глухов показался ему чрезвычайно правильным, последовательным человеком. Дом и участок у него были обихожены, все содержалось в порядке. Говорил он точно и коротко, быстро сообразил, что разговор будет не для чужих глаз и ушей, - и позвал в дом. Следуя за хозяином, Бусыгин размышлял о том, что охота, по крайней мере, в правильных своих формах, приучает к внутренней дисциплине и самоконтролю. Наверное, именно поэтому Матвей Васильевич выглядит таким собранным и ко всему готовым. «Он как будто ждет сигнала или даже приказа – откуда-то изнутри себя. Ждет, - а потом исполняет. И при этом он – настоящий человек, - не робот. Интересный тип». Он решил говорить с ним в открытую. Ведь сколько уже можно было шифроваться…
Они расположились в зале. В доме, как и на участке, все было на своем месте, как будто приставлено к какому-то делу. Занавеска – закрывает окно, половик собирает грязь, шкафчик хранит книги, - и так далее. А ведь он жил один! Тяжело, наверное, поддерживать такой порядок…
- Матвей Васильич… Дело такое. Пока вы ездили в Ухту, здесь стреляли в вашего соседа-депутата. Слыхали?
- Слыхал…
- Я, - сказал Бусыгин и тяжело вздохнул, - бывший следователь, работал раньше в городе. Меня просили здесь, на месте, помочь следствию. Вы не против поговорить вот так, - без документов, повесток и тому подобного?
Глухов пожал плечами.
- Почему не поговорить? Давай поговорим. Только меня-то здесь не было, - даже не знаю, чем я могу помочь.
- Ну… Мало ли что может выясниться. Давайте начнем потихоньку – а там будет видно.