Брать живьем! 1919-й

– Уходи отсюда! – взвизгнула хозяйка, прячась за спиной мужа. – Замучил!

Я понял, что и на этот раз пройдоха выйдет сухим из воды. С досады рубанул воздух рукой и громко сплюнул. Схватил затем в сердцах лежавший на лавке в сенях саквояж и, что было сил, пнул его ногой, словно футбольный мяч. Он пролетел через крыльцо и, вращаясь в воздухе, упал на песчаную дорожку. Мне показалось, что при падении из него вылетела какая-то крохотная блестящая вещица. Я кинулся к саквояжу: рядом с ним среди песчинок, блестя на солнце, лежала золотая сережка! Зацепилась ли она за что-то, была ли в саквояже прореха, но доказательство преступления было на лицо. Мне хватило секунды, чтобы приставить вороненый ствол ко лбу Рукавишникова.

– Где прячешь ценности, скотина? – рявкнул я, показывая сережку. – Пристрелю как собаку! Считаю до трех – раз, два…

– Господи, Боже мой! – заголосила хозяйка.

– Cкажу, все скажу! – засипел подонок. – Только не стреляй! В спальне они, под кроватью две доски поднимаются.

– Тальский приходил за мздой?

– Да… Он прикрывает нас…

– Кого – нас? Кто у тебя в подручных?

– Милиционер Кругликов и бывший мещанин Cелезнев.

– Значит, хищение художественных ценностей Заградского тоже на вашей совести?

– План разработал Белый, Тальский с помощью Кругликова помог его осуществить. Кругликов вынул чеку с колеса подводы Батейкина, когда ходил в конец обоза за выпавшей курительной трубкой.

– Вы, что, состоите в бандитской шайке?

– Мы сами по себе.

– Кто подговорил залетного бандита напасть на меня среди ночи?

– Тальский. Сказал, что ты опасен.

– По его приказу мне подбросили картину со статуэткой?

– Да.

– Ты погубил Трутнева?.. По своей инициативе или Белый попросил?

– Белый. Со мной связался один из его подручных и попросил извлечь Трутнева из-за решетки. Я сказал, что это невозможно. Тогда он сунул мне денег, наказав пустить задержанного парня в расход.

– Не сомневаюсь, что именно ты, сучий потрох, предупредил Белого о засаде в доме Неверова… Не так ли?.. Знаешь, где притон «монастырских»? Где они торчат?

– Предупредил я, но где притон «монастырских», знать не знаю.

Я сунул саквояж в руки Рукавишникову и повел его под дулом револьвера в спальню. Заставил там отодвинуть кровать и поднять те самые две доски. Внизу, на земле, лежало несколько бумажных пакетов, наполненных золотыми кольцами, браслетами, часами, сережками, ожерельями, табакерками, червонцами.

– Быстро укладывай все в саквояж! – приказал я милиционеру-грабителю. – Шевелись, поганец!

Когда он справился с задачей, я нашел веревку, связал ему руки за спиной и под плач жены вывел из дома. Черный потертый саквояж порядочно оттягивал мне руку.

Глава 22

Жители города, встречавшиеся на пути, останавливались и с удивлением смотрели нам вслед. Некоторые, кивая на нас головами, оживленно комментировали событие:

– Ты смотри, кажись, Рукавишникова повязали!

– Он же сам из милиции!

– Видать, влип, не прокрутился.

Часовой у дверей милицейского здания, хлопая глазами, молча уставился на связанного Рукавишникова.

– Товарищ Маркин у себя? – cпросил я.

– Ага! – только и смог cказать он, продолжая таращиться на своего сослуживца.

Еще по дороге я решил отвести задержанного не к нам, на второй этаж, а сразу к Маркину, чтобы он, не мешкая, предпринял меры в отношении своего двуличного зама. Но именно в тот момент, когда мы подходили к кабинету с табличкой «Начальник милиции», открылась соседняя дверь, и в коридор вышел Тальский. Ситуация была оценена им мгновенно. Он выхватил из кобуры свой маузер и открыл стрельбу. Первая пуля свистнула у меня над головой, вторая попала в Рукавишникова. Тот, охнув, дернулся всем телом и медленно осел на пол. Тут же заработал мой наган. Бросив саквояж, я выпустил в продажного представителя порядка две пули, но лишь слегка ранил его. Он шмыгнул обратно в свой кабинет и хлопнул дверью, закрыв ее на ключ. Я крикнул часовому, заглянувшему внутрь, стеречь Тальского у окна.

– Будет сделано! – ответствовал он. – Я мигом!

Между тем в коридор высыпала целая прорва милиционеров. Они бежали ко мне, сжимая оружие и переговариваясь между собой:

– Что случилось?

– Почему стрельба?

– Что тут происходит?

Точно такие же вопросы были у Маркина, открывшего дверь своего кабинета, и Светловского, спустившегося со второго этажа.

– Данила, с тобой се в порядке? – c тревогой в голосе спросил мой начальник.

– Все хорошо, Григорий Иваныч, не беспокойтесь.

Маркин склонился над Рукавишниковым и пощупал пульс на его шее.

– Похоже, наповал.

– Тальский стрелял в нас практически в упор, – пояснил я.

– Значит, покойник. Пуля у маузера тяжела, а Тальский редко промахивается.

Открыв саквояж с драгоценностями, я начал вкратце рассказывать ему обо всех важных фактах.

– Не верьте ему, Илья Григорьевич, – послышался за дверью голос продажного зама. – Вранье! Нечаев убедил Рукавишникова оклеветать меня. Я и какие-то грабители! Вы что, повелись на эту чушь?.. Нечаев выстрелил первым. Он мстит мне за то, что Лидия не может забыть меня.

– Выходите, Лев Иосифович, разберемся, – сказал Маркин.