Братья

– Останавливались по дороге, разговоры вели, кое-что уточняли, – оправдывался Киприян Михайлович. – Федор Кузьмич человек строгий и дотошный. Ему с ходу все надо знать.

Федор Кузьмич подбоченился, вытянул шею вверх, чтобы казаться выше:

– Бог меня статью обделил, вот и хочу казаться рослее, мужественнее, чем есть, – застеснялся Инютин. – Но Киприян Михайлович уловил мою суть. Поработаем вместе, помытаримся, гляди, и притремся, коль дело общее нас свело.

За обедом опять говорили о залежах. Лишь раз Федор Кузьмич восхитился осетриной:

– Такую рыбу ем впервые. Она везде вкусная и в ухе, и в малосоле. Кажется, ел бы каждый день.

– Действительно, кажется, Федор Кузьмич! – сказала Екатерина Даниловна. – В охотку. Посидите на рыбе с недельку – и нос отворотите. Хоть и вкусная, но приедается.

– Приестся – не приестся, а вспоминать низовье, видно, буду рыбой!

– У нас не только рыба вкусная. У нас гусь мясистый. Куропатка лучше курятины. А грибы! На Алтае таких не сыщешь. Шляпки, как подсолнухи! – хвалился хозяин.

– Но все это без хлеба ничего не стоит. Только хлеб не приедается. А его у вас нет. Муку везете баржами за тысячи верст. Картошки тоже нет. Молока нет, хотя трав у вас – уйма. Только коси.

– Коров держат, но мало. Непривычными они кажутся в наших краях. Инородцы некоторые пьют оленье молоко. Край начнут заселять – и коровы прибудут, – уверил Киприян Михайлович. – А что касается крепежных стоек, часть мы с вами отберем на берегу из плавника. Плотники распилят, и будет крепеж что надо. По зимнику перевезем готовые стойки на оленях – и весь сказ.

– Да нет, Киприян Михайлович, не весь. Кроме леса, мне понадобятся крепильщики, знакомые с плотницким делом, кайла, ломы, лопаты, ведра. Но это еще цветочки. Мне необходим хотя бы минимум изыскательских работ. Дай Бог, в сентябре наметить места для штолен. На глазок, без долбежки. Тут и ошибки возможны. Авось повезет.

Сотников удивленно вскинул брови.

– Иван Иванович Келлер обещал прислать добротного штейгера, а вы уж сейчас говорите о возможных промахах, – упрекнул Сотников.

– Лучшие штейгеры у нас – пока немцы, я же русский. Я лучший штейгер из русских алтайцев. Но я не нюхал вечной мерзлоты. Тут, может, по-своему пласты идут, не как в Алтае. Здесь земля со льдом. По мере выработки, в штольне может вода появиться, а земля станет хлябью. Тут жди и оползней, и обвалов, а в штольнях – люди.

– По вашим суждениям видно, какими вы представляете наши горы, вечную мерзлоту, ее отпор на людское вмешательство. Поэтому я приму все предложения касаемо избежания неурядиц. Считаю, лучше лишку взять, чем допустить изъяны подготовки.

Федор Кузьмич показал на свой чемодан.

– Там книги! В них буду искать ответы на всплывающие неясности после осмотра залежей. А может, и без книг сам разберусь. Я в горах кое-что разумею.

После обеда Киприян Михайлович с Федором Кузьмичом вышли на берег. С высокого угора люди у парохода смотрелись маленькими, да и судно, стоявшее рядом с двумя баржами, выглядело игрушечным. Видно, как Сидельников с кладовщиками подвозил товары для рыбаков на двуручных тележках, потом закатывал на баржи бочки с клеймом «КПС-66», выжженным Степаном Буториным. В последнюю очередь грузили ящики со свежим хлебом для сезонников. Наконец на косе появился почтарь Герасимов с письмами для низовских станков. На первой барже, подбоченясь, как хозяин, расхаживал шкипер Гаврила, подавал команды грузителям, не раз сходил на берег, смотрел на ватерлинию, чтобы равномерно загрузить баржу. Остров Кабацкий, опоясанный песчаной косой, уныло желтел увядающим ивняком, полегшим разнотравьем и казался грустным. Небо, закрытое плывущими с севера снежными облаками, тоже навевало грусть. И когда в разрыве облаков казацкой шашкой сверкал луч, люди поднимали головы и радовались, что лето не кончилось, что еще не раз солнечный свет коснется земли прежде, чем наступят холода.

Песчаная коса у подножия угора уже не блестела белизной. Сырой песок, впитывающий осенние дожди, покрыт стеклом лужиц. Чайки с тревожными криками качаются на ветровых качелях над Енисеем, то взмывая к тучам, то падая до воды. А Федор Кузьмич, впитывая нравы северного края, делает первые выводы:

– Хорошо тут, Киприян Михайлович! Жизнь спокойная, даже замедленная, вроде и спешить некуда! Пароход загрузят – уйдет! И опять тишина в Дудинском. Сейчас людно за счет сезонников! А зимой? Темный снег, мрак, мороз, пурга. И звезды на небе, видно, редко появляются. Или ошибаюсь, Киприян Михайлович?