Братья

Светел пристыженно вспомнил свой сан гусляра и маячника. Сеггар не зря корпом корпел, двигая в расчерченном поле снежки. Выстроил свою рать, наплевав на вражьи смешки. Вместо обрядного клина расставил витязей позади ополчан и по бокам. Станет Ялмак думать, будто Неуступ кощеями заслонился… пусть думает. В мнимом беспорядке всяк знал своё место. За каждым витязем, приметным в красном налатнике, следовала ватажка кощеев. Он — острие зуба, они — корень! Как рубанёт отточенный клин Железной, как вдавится в мякоть! Тут Сеггар даст знать, а Светел гуслями разнесёт! Захлопнет капкан зубастые челюсти, и каково Ялмак из тех челюстей будет выпутываться, поглядим…

Кощейских стрельцов, отданных под начало Гуляя, покамест вовсе не было видно. Скажет слово хромой витязь, тут-то встанут из-за кровов огородных саней, пойдут стрелы метать. А луки у охотников навряд ли хуже разбойничьих.

Сеггар даже Поморника не с собой в биту понёс — выставил над санным городком. Чтоб знали переселенцы: они для Царской не награда в споре дружин, а братья. По бою, по оружию, по судьбе…

— Ярн-яр! — прозвучало изнутри клина.

Строй всколыхнулся, Щука поплыла вперёд. Ближе, ближе. Наконец подались в стороны двое, стоявшие в самом челе.

Ялмак Лишень-Раз вышел звать на бой Сеггара Неуступа.

Светел его сразу узнал. Даром что не видать было гнедой раздвоенной бородищи, упрятанной от возможного осквернения под нагрудник. Латные руки и ноги, сверху жёсткая шуба. Ялмак не принёс копья, чтобы обменяться бросками с вражеским воеводой. Он, как котёнка, выволок вперёд человека.

Этот человек был Неугас.

Связанный, полураздетый, еле стоящий на босых, уже мёртвых ногах.

Полтора удара сердца прошло в тишине. Потом…

— Сынок!.. — чужим страшным голосом выкрикнул Непогодье.

Хотел броситься на помощь, его удержали. Кощеи заволновались, отозвались стоном.

— Значит, не видать нам подмоги, — сказал Сеггар.

— Девку насмерть замучили, — зарычала Ильгра и потянулась к топорикам.

— А я ему гусли в руки не дал, — пробормотал Светел.

Ялмак бросил пленника на колени. В другой руке у него был длинный кинжал. Неугас смотрел на своих, искал отца, виновато пытался что-то выговорить.

— Оставь мальчонку, Ялмак, — позвал Сеггар. — Успеешь убить.

Хотя ясно было: убьёт. Прямо сейчас.

— А загадаем-ка, братья, на исход ратного дня! — как из бочки, насмешливо прогудел низкий голос, знакомый по Торожихе. — Куда тело повалится…

Его перебили.

— Солнышко припомним! — не щадя горла, на всё поле заорал Светел. Он держал в руках гусли. Как дотянулся, когда сунул боевые рукавицы за ремень, поди знай. — Тебе, Неугас! Это ты Небу играешь!

Пернатые взорвались яростными и грозными звонами, каким не учил их Крыло.

— Харр-га!.. — грянула в щиты дружина, а за ней, эхом, кощеи. Горестный ужас, накрывший было ополчан, переплавлялся в неистовую решимость, мало свойственную вчерашним рабам.

И это стало последним, что молодой Неугас в своей жизни услышал и понял. Ялмак, раздосадованный, что не получилось напужки, коротким движением рубанул вязня по шее.

Стрела Гуляя глубоко пробороздила нарамок, высекла искры, с визгом прянула в небо. Ялмаковичи мгновенно раздвинули и сомкнули щиты, укрыли воеводу. Стрелы, пущенные с огорода, чуть запоздали.

А дальше случилось, чего не ждали.

Ратники во главе с Непогодьем, взревев, рванули вперёд. Мякоть, назначенная принять боевой клин, сама хлынула на остриё. Сейчас облепит смолой! Головных взялись было выкашивать Ялмаковы стрельцы, но Гуляй с охотниками не дремали. Живо убавили ялмаковичам прыти. Кого сбили, кого загнали за камни. Непогодьевы ополчане достигли строя Железной, пошли врукопашную. Не очень умело, но с бешеной яростью. У каждого за спиной остались бабы и дети. Что с ними будет, если ратники оплошают, Ялмак только что показал.

Вот так! Не успели оглянуться, а все замыслы двух воевод пошли клочьями. Клин вместо крушащего удара встал в оборону. Зубастый капкан лишился зубов.

Сеггар оглянулся на Светела. Тот, скаля зубы под шлемом, ещё держал в руках гусли.

— Вперёд! — приказал Сеггар. — С боков заходи!

Струны дважды выкрикнули созвучья, только и способные пронзить людской рёв, лязг железа, треск дерева. Витязи сорвались с места. Светел сразу спрятал Пернатые, потому что дальше каждый знал, что ему делать.

Поезжане принимали жестокие раны на копьях и мечах Железной дружины, но их кровь недаром плавила снег. То одного, то другого ялмаковича сшибали, утаскивали, безжалостно добивали.

Сеггар вдвинулся в свалку, двумя руками держа длинный косарь.

— А ну, разойдись!..

Ильгра со Светелом бросились освобождать дорогу вождю. Свистящий косарь не знает преграды, но ему нужен простор. Светел за одежду отшвырнул ничего не слышавшего Непогодья, полоумного от крови, горя и бешенства. Тот, вскочив, бросился на него. Пришлось вразумлять кулаком, обутым в латную рукавицу.

Рядом тонко провыл взрезаемый воздух.

…Взмах!