Братья 2. За закрытой дверью

— Хорошо. Там в сумке, что я привезла Кристине, есть медвежонок, Мишутка любит с ним спать. Рыжий медвежонок, именно рыжий. Не забудь, ладно? — улыбаюсь я, хотя хочется плакать. — И еще я подумала, что нужно записать голосовые, где я пою колыбельки. Ты бы мог включить Мишутке, когда будет засыпать. Может, это поможет. Вдруг он почувствует, что я рядом.

— Отличная идея, так и сделаем.

Андрей излучает оптимизм, но мне не помогает. В сердце влетает пуля за пулей, когда обнимаю сыночка на прощание. Машу ему «пока» и киваю Андрею, давая знак заканчивать, больше я говорить не могу.

— Мира, я еще заеду сегодня. Привезу твои вещи, что-нибудь вкусное. Я скоро.

Они уходят, а я плачу. Как прожить еще дней шесть неспособной просто быть рядом с ребенком? От слез отвлекают медсестры, они приходят обработать рану и очень мягко поддерживают меня. К концу процедуры я даже улыбаюсь, где-то нахожу в себе силы лечиться и принять обстоятельства такими, какими они уже являются.

Ночь. Мне вкололи что-то, от чего хочется спать. Уже могу передвигаться, но на короткие расстояния: сходить в туалет или взять стакан воды. Встаю я не для этого. Хочу опустить жалюзи, чтобы желтые фонарный свет не дрожал на стене. Можно было бы нажать на кнопку, и прибежала бы медсестра, мне же хочется самой, пусть и поколет рана.

Дохожу маленькими вполне уверенными шажками, дотягиваюсь до веревки и замираю. Он смотрит на меня, стоит и смотрит. Не хочу даже знать, сколько он там стоит. Что чувствую, глядя на человека, который чуть не убил меня? Удивительно, но ненависти нет. Смотрит он на меня, не моргая, глубоко и даже смиренно. Что чувствую к тому, кто виновен в том, что не могу сегодня уложить сына? Чертово понимание и что-то еще, что-то такое, что тошно от себя самой. Опускаю жалюзи и ложусь в постель. Не хочу его видеть, не хочу о нем думать, не хочу его любить.

Глава 21

Стук в дверь — и входит женщина, которой даже больничный халат не мешает излучать синеву. В синем брючном костюме, с пятеркой синих камней на руке — Раиса Ивановна не изменяет любимому цвету. В целом она выглядит даже живописно: добавить рыжую короткую стрижку и корзинку исключительно оранжевых фруктов.

— Здравствуй, Мирочка, как ты себя чувствуешь?

— Здравствуйте, да вроде ничего. Не могу дождаться, когда уже выпишут. Я так соскучилась по Мишутке…

— Не переживай за него, с Мишуткой все будет хорошо. Мы все его очень любим и желаем тебе, Мирочка, поскорее поправиться. Кстати, для этого я принесла витамины. Подумала, что Андрей и так здесь устроил цветочную оранжерею, а вот фрукты…

Раисе Ивановне нужно еще постараться, чтобы отодвинуть многочисленные букеты со столов и поставить свой пакет.

— Я взяла твою любимую хурму и апельсины. Витамин C творит чудеса!

— Большое спасибо, Раиса Ивановна.

— Нет, Мира, нет, — она устремляется на меня решительный взгляд. — «Спасибо» должна сказать я. Спасибо за одного сына и прости за другого. Вряд ли кто-то способен понять тебя лучше, чем я. И я была на твоем месте, и я проходила через эту ужасную стадию.

Мне и сейчас не по себе, но когда Раиса Ивановна поднимает блузку и показывает рубец от шрама на животе, я совсем теряюсь. Ощущение, что в легких растопили печь, жаром травит дыхательные пути, а от угарного газа слезятся глаза.

— Это был нож. Двенадцать швов, — Раиса Ивановна опускает ткань и смотрит мне в глаза.

— Дима не хотел причинить мне вред, он целился в Андрея. Это случайность, — увожу я взгляд.

— Кирилл тоже бросился с ножом не на меня. Он бросился на Диму.

Горький шок не позволяет выдавить и звука из открытого рта. Смотрю на Раису Ивановну, словно в зеркало. В данный момент нас отличает только одно: она научилась говорить со своей горечью на языке.

— Ты же знаешь, как появился Дима. Кирилл изнасиловал меня на выпускном, он был парнем из параллельного класса, сын друзей родителей. Мне нравился другой мальчик, что жил по соседству, отец Кристины и Андрея. Их обоих звали Кириллами, это ужасно нелепо. У моих детей одинаковые отчества, хоть разные фамилии. Я забеременела от своего насильника. Когда родители узнали, мне они не поверили и силой затащили замуж. Кажется абсурдом: это же были не царские времена, где к детям относились, как к собственности. Другого выхода я не нашла. Мне было восемнадцать, я собиралась поступать в медицинский, учиться, выйти замуж за Кирилла, все мечты рухнули в один миг. Что бы я делала с ребенком сразу после школы? Свадьба так свадьба.

Всю беременность муж не поднимал руку. Видимо, считал, что, пока во мне его часть, я автоматически принадлежу ему. После рождения Димы все изменилось. У него был нелегальный бизнес, муж постоянно выпивал и принимал наркотики. Во время синьки ему казалось, что он нашел у меня в постели любовника. Начал угрожать, бить, мог во время еды принести библию и читать закон Ветхого Завета, о том, что жену-прелюбодейку следует закидать камнями до смерти.