Братья

Незадолго до этого Аво узнал, что девушки собираются в кинотеатр посмотреть новый русский фильм «Дуэль». Не то чтобы он так уж хотел приобщиться к искусству, но среди зрительниц должна была быть Мина.

Когда Рубен нашел его, Аво как раз скрывался от дождя у здания исполкома. Он то и дело выглядывал из-за угла, наблюдая за входом в кинотеатр, что располагался в другом конце площади. Смеркалось, и, должно быть, фильм только-только запустили. Быть может, думал Аво, для него найдется местечко рядом с Миной?

Рубен хлопнул в ладоши, привлекая внимание. Почему-то брат показался Аво очень большим. На стене рядом висел плакат, вылинявший от постоянных дождей. От лозунга на плакате «Мы растём под солнцем нашей Родины» остались лишь буквы: «…тём под…ны!»

— С другой стороны, — рассуждал Рубен вслух, — может, я и сам буду приятно удивлен. Если она займет первое место в Париже, то получится так, что я ей в этом помог… То есть мы как бы возьмем главный приз вместе…

Дождь ненадолго перестал, и площадь запрудили голубиные стаи. Отовсюду слышалось хлопанье крыльев, и статуя Сергея Мироновича Кирова вскоре щедро была украшена птичьим пометом. Даже бронзовая прическа побелела, словно товарищ Киров внезапно поседел. Из-за туч выглянула луна. Вероятно, до утра дождя уже не предвиделось, и вскоре на площади появилась команда рабочих, которые принялись отмывать статую от голубиного дерьма. На другой стороне отворились двери кинотеатра, и повалил народ. Аво представил Мину, как та кидает себе в рот финики и грецкие орехи.

— Да, скоро все выяснится, как я думаю, — не унимался Рубен. — Они уезжают в Париж через пару недель. Если она выиграет, то, может, это и хорошо. А то еще останется там и больше не вернется сюда…

Они вышли из-под козырька здания исполкома и направились к фонтану. Аво поставил одну ногу на парапет. Вероятность того, что Мина захочет остаться за границей, казалась ему ничтожной.

— Надеюсь, она вернется, — сказал он. — Я только-только стал привыкать к ней.

Рубен промолчал, и Аво продолжил:

— Они едут вдвоем?

— Да, — отозвался Рубен. — Дело в том, что на каждую союзную республику выделена квота — по два человека: мастер и его ученик.

Аво не отрываясь смотрел на раскрытые двери кинотеатра, но от него не ускользнула горечь, прозвучавшая в голосе Рубена. Тогда он напомнил брату, что Министерство образования обратило на него персональное внимание — дало ему возможность продолжить учебу, так стоит ли расстраиваться из-за какого-то дурацкого турнира?

— Да я не о нардах, — сказал Рубен и указал на людей, поливавших статую Кирова из шлангов. — Вот видишь? Считай, что это мы с тобой. И это — Армения. Империи сменяли друг друга, а кем мы стали? Годимся лишь для того, чтобы отмывать от дерьма русские статуи!

— Точно, точно, — отозвался Аво. — Армянские голуби должны гадить исключительно на армянских героев.

— Можешь, конечно, смеяться, но у меня есть кое-какие новости. Помнишь, я рассказывал о человеке из Бейрута?

— Это который? — удивился Аво.

— Да тот, кому я дал прочесть письмо из Министерства образования. Он видел мои оценки. И еще он знаком с одним из дядьев Мины через международную армянскую ассоциацию. По сути, это группа любителей истории. Дядя Мины познакомил меня с ним в прошлом году.

— Как это в прошлом году? Ты мне ничего не рассказывал об этом.

— Чего это не рассказывал? Может, ты плохо слушал меня?

— Так что это за человек? — спросил Аво, вытирая капли на лбу.

— Его зовут Акоп Акопян — так он подписывает письма, что присылает мне. Я даже читал о нем в газетах. Но, судя по всему, у него еще много других имен. Ему двадцать три года, хотя, мне кажется, он намного умнее меня. Он участвовал в Иракской революции, воевал в Иране, и он может дать фору нашему старому Ергату. Он все твердит об искуплении перед нашим народом. И хочет пообщаться со мной. То есть с нами.

— С нами?

— Да, я написал ему, что с тобой очень легко общаться. Тебя нельзя не любить — я именно так и сказал.

Аво дотронулся до макушки Рубена ладонью и тихонько толкнул его:

— Вот так. Именно этого и ждали турки… Очарования…

— Да ладно, шучу. Шучу. Но вот что важно: Акопян не сможет приехать сюда — его сразу задержат на советской границе. И он хочет, чтобы мы встретились с ним за пределами Союза.

— Ага. Только мы туда не попадем — за пределы.

— Ну, разве что через пару недель в Париже, — сказал Рубен. — Я написал ему, что мы будем ждать его там.

— Да какой Париж? — удивился Аво. — Туда же едут Тигран и Мина.

Рубен обернулся на открытые двери кинотеатра.

— Теперь, — сказал он, — ты понимаешь, о чем я говорю.

На следующий день, проиграв подряд несколько раз, Рубен сложил свою доску и собрался было домой. Тигран вышел следом. Они остановились около чахлого куста.

— Ты серьезный парень, — сказал Тигран, с трудом переводя дыхание. — Серьезный. Скромный, и всегда по делу говоришь.

От старика — на самом деле Тиграну было не более шестидесяти — пахло сушеным инжиром и табаком. Он закурил и притянул Рубена к себе.