Братья

При этом она должна была стараться выглядеть счастливой. Мина никак не могла понять, каким образом подобное в свое время удалось ее сестре. А мать, неужели и та, знакомясь с родителями будущего мужа, была вынуждена вот так притворяться? Внезапно ее посетила мысль о том, что вся человеческая цивилизация — не более чем случайность, ведь если женщина, чтобы продлить свой род, вынуждена высиживать по нескольку часов на подобном мероприятии, то о каком братстве наций вообще может идти речь?

Мина почувствовала, что начинает ненавидеть эту гипотетическую женщину. Осознав это, она поняла, что и будущая свекровь ей так же ненавистна. Старухе было столько же лет, сколько бабушке самой Мины. Она — мать Галуста — поведала собравшимся, отчего ее пятидесятиоднолетний сын решил вновь жениться спустя десять лет после смерти первой супруги, которая не могла иметь детей.

— Галуст — прежде всего отличный работник, — говорила она. — Бог одарил его острым умом и широким кругозором, что помогло ему четверть века проработать в отделе переписи населения в Ленинаканском исполкоме. После кончины бездетной супруги — Господь да упокоит ее душу! — Галуст перевелся сюда, в Кировакан, где, если уж говорить откровенно, женщины так себе. А потом и я перебралась вслед за ним. Мы долго ждали, пока ему встретится более или менее достойная супруга… и вот наконец Мина… как бы выразиться? — вполне себе привлекательная.

— Она не просто привлекательная, — подал голос Галуст. — Она великолепна!

Мать потрепала его по колену:

— У него есть знаменитое ленинаканское чувство юмора!

— Нет, — отозвался Галуст, глядя Мине прямо в глаза. — Я и в самом деле нахожу вас очень красивой.

— Благодарю вас, — произнесла Мина, нарушая правила приличия. — Но, честное слово, довольно об этом.

Однако Галуст никак не унимался:

— Видите ли, у меня неправильные черты лица — довольно большой подбородок и тонкий маленький нос. По-моему, наши с вами лица прекрасно совпадают для поцелуев.

— Хорошая идея, — торопливо вставила мать Мины, и теперь всем представилась возможность убедиться, что лица будущих супругов действительно созданы друг для друга.

— Браво, — кашлянул кто-то, как только огромный щетинистый подбородок Галуста оцарапал лицо Мины, смяв ее черты, словно трактор котенка. Со стороны матери Мины донесся отрывистый звук отвращения, а самой Мине пришлось впиться губами в зубы Галуста, чтобы не издать подобного звука.

Город носил множество названий. До того как Советы нарекли его именем своего героя, он назывался Каракилиса. Это слово было заимствовано из языка турок-сельджуков и означало «черная церковь» — когда сельджуки захватили эти земли, они обнаружили здесь старую армянскую церковь, сложенную из черного камня. Храм простоял более пяти веков, пока в 1826 году не был разрушен в результате одного из мощнейших землетрясений, которое стерло город с лица земли. Восстановление церкви началось спустя два года. В новом строительстве использовали как черный, так и оранжевый туф — этот туф добывали на родине Галуста в Ленинакане. Какое-то время город носил название Александрополь, а еще до установления царской власти — Гюмри. Туфовый камень, тень от однокупольной базилики, несколько сохранившихся с XIII века крестообразных камней, именуемых «хачкары», — все это могло служить прекрасным фоном для свадебных фотографий. Но пока что церковный двор принадлежал одной лишь Мине — все остальные ждали ее в самой церкви, среди каменных свидетельств меняющейся, перестроенной истории.

Сколько же родственников у нее было? Казалось, что они умножаются на глазах, рассевшись на скамьях. Она почти никого из них не знала, и уж тем более не знала родственников Галуста. Ее новая семья, частью которой она должна была стать. Стоя у алтаря, Мина не отрывала взгляд от своих туфель.

Священник предложил новобрачным прикоснуться друг к другу лбами и поднял над ними огромный бронзовый крест. Крест всей своей тяжестью лег на супругов, пока иерей читал над ними длинные выдержки из библейских стихов, а кроме того, цитаты из городского устава. Именно в этот момент Мине пришла в голову забавная мысль — она представила себя стоящей на стуле и прижавшейся лбом ко лбу Аво — иначе бы ему пришлось согнуться вдвое или вообще встать на колени. Мина не выдержала и так широко улыбнулась, что это заметил Галуст. Не отнимая лба, он прошептал:

— Я так рад, что смог сделать тебя счастливой!

Мина подумала, что это самое приятное, что она могла услышать, и на глазах у нее выступили слезы. Галуст был ниже ее, и в тот момент Мина держала на себе всю тяжесть креста. Теперь всю жизнь она будет просыпаться ранним утром с головной болью, которая не отпустит ее до вечера, и так будет всегда, и крест никогда не приподнимется.