Братья Дуровы

ниях братьев. И хотя это плохо ему удавалось, они все же время от

времени встречались под кровом Николая Захаровича. Но однажды

страстный картежник Захаров проиграл все свое состояние: деньги,

имущество... Вернувшись домой нищим, он сел за письменный стол

и четко вывел на клочке бумаги три слова: «Нет, не отыграться!»

Потом переоделся во фрачный костюм, расположился на диване и

принял сильнодействующий яд.

Кончина опекуна лишила братьев Дуровых единственной связую¬

щей нити. Теперь они вовсе отрешились друг от друга. Каждый по¬

шел своей дорогой. Пути их разошлись бесповоротно.

Слово «клоун», определяющее человека самой смешной профес¬

сии, вызывает серьезные споры. Как оно родилось, где возникло?

Вероятно, от латинского слова «colonus» — деревенщина, мужик.

Некоторые утверждают, что основанием послужила сценка, с

давних времен игравшаяся в цирках. Неуклюжий крестьянин брал¬

ся на пари проехать верхом на норовистой лошади. После ряда ко¬

мичных падений он выигрывал спор и уже в роли настоящего на¬

ездника проделывал сложные упражения.

Так или иначе, в конце XVIII века слово «клоун» перешло из

Англии на континент и заменило бытовавшее выражение «паяц».

Кто был первым клоуном? Едва ли на этот вопрос можно от¬

ветить. Лучше сказать о создателях клоунских жанров.

Француз Жан Гонтар —один из первых комических акробатов

цирка начала XIX века. От него пошла целая династия Гонтаров-

клоунов, выступавших в разных странах на протяжении столетия.

Жан-Батист Ориоль затмил Жана Гонтара, небывало усложнив

акробатическое искусство клоуна. Его называли «человек-птица»,

«человек-колибри», «человек-белка», считали самым воздушным су¬

ществом, когда-либо выступавшим под куполом.

Появление Ориоля возвещал тихий звон бубенцов, затем слы¬

шался его высокий пронзительный голос и мефистофельский смех.

С необычайной легкостью он совершал грандиозный прыжок на

арену и вмиг взбирался на высоченный шест. Затем начинал каскад

акробатических упражнений, вызывавших удивление, восторг и

одновременно хохот зрителей. Какие только упражнения не испол¬

нял Ориоль: показывал номера с горящими свечами и катающими¬

ся бочонками, взбирался на пирамиду из столов, изображал изящ¬

ную обезьяну, на вытянутом канате танцевал гавот. Ориоль прыгал

через шеренгу из двадцати четырех солдат, державших ружья с прим-

кнутыми штыками и для пущего впечатления во время прыжка

клоуна дававших залп. Он был прыгун с необыкновенным чувством

точности: выходил на арену, снимал туфли и, сделав заднее саль¬

то, попадал ногами прямо в свои туфли.

Только англичанин Джемс Босуэлл мог бы соперничать с Орио-

лем в ловкости и умении сохранять равновесие. Чего, например, сто¬

ит такой его помер. Он взбирался по лестнице, которую сам же удер¬

живал в вертикальном положении. По мере восхождения, Босуэлл

отбрасывал в сторону поперечные перекладины. Достигнув послед¬

ней ступеньки, отбрасывал и ее вместе с одной из боковых стоек

лестницы. И тогда он становился головой на оставшуюся, неукреп¬

ленную стойку.

При том все это клоун проделывал так комично, что вызывал

раскаты неудержимого смеха и громкие крики «браво!». Непрев¬

зойденный акробат, он был и великолепным эксцентрическим тан¬

цором. В костюме цыганки, с рыжим париком на голове, стуча ог¬

ромными кастаньетами, Босуэлл поражал ловкостью и юмором.

Существует не один вариант рассказа о первом появлении на

арене рыжего. Обычно заслугу создания этого амплуа приписыва¬

ют англичанину Тому Беллингу. В берлинском цирке Ренца он, в

прошлом недурной наездник, выполнял скромные обязанности уни¬

формиста. Слыл добрым товарищем и еще лучшим собутыльником.

Однажды Том Беллинг вышел на манеж, спьяна напялив на себя

чужую, не по росту большую одежду. В это время выносили ко¬

вер. Том бросился помогать его расстилать, но споткнулся и упал.

Поднявшись на ноги в полном смущении, он принялся стряхивать

приставшие опилки, растирать свой и без того красный нос.

Падение Тома, его нелепый костюм, взъерошенные рыжие воло¬

сы, красный нос вызвали гомерический хохот. Зрителям в голову

не приходило, что вся эта сцена разыграна нечаянно, а не нарочно.

Послышались крики: «Браво, Август! Браво!» («Август» по-немец¬

ки соответствует русскому «Иванушка-дурачок».)

Пока публика вызывала Августа — Беллинга, он за кулисами по¬

лучал оплеухи от великана униформиста, оставшегося по его ви¬

не без одежды. Зато директор цирка по достоинству оценил нечаян¬

ный успех. Ему пришла счастливая мысль повторить антре, и он