Братья Дуровы

Цирк полон звуков. В высоте захохотал египетский голубь. На вечернем представлении фокусник вынул его из муфты обомлевшей купчихи в первом ряду. Голубь взлетел, покружил над загоготавшей галеркой, примостился на «колесе смерти» гастролера Джэксона, затем удобно устроился на трапеции воздушных гимнастов «2-Клио-2».

Слышно, как в конюшне всхрапывают лошади, по деревянному настилу бьют копытом, протяжно вздыхают. Гигант Раджа посапывает в тесном для него стойле. Добрый слон, хотя имеет скверную привычку фыркать, когда его угощают сахаром. Впрочем, и спесивый пеликан Демосфен любит пошутить над посетителями — так и норовит ухватить клювом подол дамской юбки или дернуть штанину брюк зазевавшегося господина.

Запах конюшен, звериных и птичьих клеток проникает в манеж. Все цирки мира, будь они велики, малы, богаты, бедны, пропитаны этим запахом. До чего же он стоек! Уж на что изыскан аристократический цирк Чинизелли, там даже опрыскивают и окуривают конюшни всяким благовониями, все же не могут его удалить.

Под куполом на трапеции снова захохотал голубь.

— Эй, ты там! Я еще ничего не сказал, а ты уже веселишься… — улыбнулся Дуров и хлопнул в ладоши. Голубь пошумел крыльями, перелетел на «колесо смерти».

Тяжелыми шагами Анатолий Леонидович пересек манеж, поднялся в ложу оркестра. Повернул выключатель. Зыбкий свет лампочки над музыкантским пюпитром бессилен одолеть тьму. Но Анатолий Леонидович не собирается ни писать, ни читать, просто хочет посидеть в раздумье здесь, в пустом цирке.

Друзья, случайные знакомые, назойливые поклонники — в каждом городе к концу гастролей им несть числа — пускай ищут его в гостинице, в ресторане, где угодно, а он побудет тут в одиночестве и покое.

Сегодня в гримировальном зеркале он увидел чужое лицо. На него глядел пожилой человек с усталым взглядом, серебристым инеем на висках. Странно было признать себя самого. По-прежнему он выходит на арену без грима. Однако все больше приходится подводить губы кармином, придавать пуховкой с пудрой свежесть коже.

Правда, едва он переступает границу форганга, появляется перед множеством зрителей, все в нем преображается. Тело вмиг обретает былую легкость, в глазах вспыхивают озорные искорки, голос звучит молодо и задорно.

Люди, жаждущие радости смеха, не должны знать, что творится в его душе. Клоун обязан скрывать свои заботы, печали, горе. Никогда не забыть, как много лет назад пришлось покинуть умиравшего сына и потешать публику. Никакие уговоры не действовали на неумолимого директора цирка. «Вы обязаны выступать, — твердил тот. — Контракт… Если не явитесь, цирк разнесут или придется возвращать деньги за проданные билеты».

Под конвоем двух полицейских Анатолий Дуров был водворен в цирк. Напялил балахон с блестками, выскочил на арену. Работал неистово, плохо соображая, что происходит вокруг, что творится с самим собой. Публика не догадывалась о его состоянии, принимала это за вдохновение.

Вдруг в самом комичном месте какой-то репризы вспомнился умиравший ребенок. Сердце сжалось, на глаза выступили слезы. Клоун умолк.

Внезапная пауза понравилась, раздался хохот. Ничего не понимая, Дуров обвел глазами толпу — новый приступ общего смеха. Как отогнать страшную мысль о сыне? Клоун сделал отчаянный акробатический каскад. И обессиленный упал навзничь.

Публика, наконец, почувствовала что-то недоброе. Все замерли. Кто-то крикнул: «Расшибся! Сломал руку…»

Униформисты подхватили и увели клоуна с арены. Едва пришел в себя, помчался к сыну. Тот уже умер…

Теснятся нахлынувшие воспоминания. В упорном труде давался успех. Труд был мучителен, но всегда доставлял радость творческого постижения. Тем сильнее мстили завистники. Однажды чья-то злая рука подсыпала в коробку с пудрой известку. Невыносимая, жгучая боль заставила прервать номер. Захотелось поскорее вымыть горевшее лицо. Но это вызвало ожог, чуть не приведший к потере зрения.

Жертвой завистников становились и животные. Какой-то изверг, иначе его не назовешь, воткнул иголку в живот барану Кузьме, обученному всяким забавным штукам. Ни в чем не повинный Кузьма в муках погиб. Кто-то другой, одержимый низкой завистью, ощипал перья дрессированного петуха и в таком виде выпустил его на арену. Не удалось уберечь от дикой расправы и любимую собаку Гектора. Все знали, каким верным другом был умница Гектор. И, чтобы причинить наибольшее горе артисту, кто-то отравил пса. Отвратительное сведение счетов!

Тернист был путь к славе. А вот сейчас на опилках манежа цветными буквами выведено: «Анатолий Дуров». Когда он приехал сюда — в Воронеж, на вокзале его встретили с музыкой, кричали: «Ура! Дурову ура!» Анонсы, плакаты, листовки — реклама всех видов повсюду извещает о гастролях всем известного, любимца публики, непревзойденного клоуна Анатолия Дурова. «Спешите видеть! Спешите!»