Читаем Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты полностью

К немалому облегчению для Пишона, в начале ноября до него дошли новости, что по зрелом размышлении Жером решил разорвать помолвку и Елизавета отправилась охлаждать свой пыл в фамильное поместье в Вирджинии. Его удовлетворение при получении такой новости было подкреплено сообщением о том, что в Балтимор прибыл французский фрегат. Пишон собирался заманить Жерома на его борт и совершенно отвлечь от глупейшего свадебного проекта. Но Жерома нелегко было завлечь в ловушку. Он заявил как Пишону, так и капитану фрегата, что находится при исполнении «особой миссии» и ни от кого не получал приказа уезжать. После этого он отправился в Нью-Йорк, чтобы присутствовать там еще на одном раунде приемов, ужинов и балов, которые давались в его честь.

Несмотря на отказ Жерома покинуть Америку на фрегате, ему удалось убедить Пишона, что о свадьбе он больше не помышляет, и поэтому Пишон предоставил ему тысячу долларов с обещанием одолжить еще девять тысяч, если тот будет себя хорошо вести. Но Пишону не было известно, что влюбленные во время их краткой разлуки поддерживали между собой постоянные контакты и что Елизавета убедила свою мать разрешить ей вернуться из поместья в Вирджинии на некоторое время. Когда в начале декабря Жером вернулся в Балтимор, молодая пара, насладившись восторгом воссоединения, взялась за попытки растопить сердце папаши. Упрашиваемый своей женой, умоляемый дочерью и осаждаемый десятками полных энтузиазма друзей, Патерсон вскоре пошел на уступки. На этот раз Пишон не получил приглашения на отложенную свадьбу. В канун Рождества Жером Бонапарт и Елизавета Патерсон вступили в брак в доме Патерсона в Балтиморе. Церемонию проводил преподобный Джон Каррол, епископ Римско-католической церкви в этом городе.

На церемонии присутствовало много высокопоставленных лиц, включая мэра, и жених выглядел весьма представительно в пурпурной атласной мантии и в белых с атласными полосками брюках, доходивших до самых каблуков. На его ботинках виднелись бриллиантовые пряжки, волосы были густо напудрены. Невеста была в более скромной одежде, и, как утверждали свидетели, ее свадебный наряд мог бы уместиться в одном из карманов ее мужа. Места для этого оставалось достаточно, так как внутри находился лишь чек на 4000 долларов, присланный верным Пишоном.

После того как были приняты поздравления со свадьбой, счастливая пара отбыла для проведения медового месяца в поместье Патерсона за пределами города. 3 января обуреваемый горем Пишон направил отчет о происшедшем Талейрану. Большая часть его письма была посвящена попыткам отмежеваться от соучастия в свадьбе.

В течение всей той недели с Восточного побережья Америки отправлялись письма с парижскими адресами. Жених и невеста писали Жозефу и его матери, Пишон в отчаянии обращался к Талейрану, Уильям Патерсон направил письмо лично Наполеону, переслав его с помощью своего сына Роберта. Другие письма направлялись президенту Соединенных Штатов и государственному секретарю с вложениями для первого консула. С прибытием каждого письма ярость Наполеона возрастала, так что вскоре лишь немногие решались упоминать при нем об этом деле. А когда 11 марта 1804 года в Париж прибыл Джон Патерсон, Талейран резко передал ему, чтобы тот посоветовал Жерому лучше остаться в Соединенных Штатах, пока не остынет гнев его брата. Наполеон услышал об этой помолвке (и ее приостановке) в январе и сразу же послал Жерому приказ вернуться домой, который достиг Америки не раньше мая, так что первое известие о свадьбе Наполеон получил из доклада Пишона, посланного 9 января. Семья не разделяла чувства гнева Наполеона и склонялась к тому, чтобы смотреть на эту свадьбу с некоторым удовлетворением. Джон Патерсон, брат новобрачной, имел успокаивающий разговор с Люсьеном, тогда как Жозеф и Летиция выразили ему то, что было равнозначно их благословению. Жозеф даже говорил о возможности инвестирования денег в Америке, чтобы его брат получил доступ к семейным фондам. Но проходили дни, а отношение Наполеона оставалось неизменным, и, хорошо зная Жерома, он предпринял явный шаг к тому, чтобы поставить его на колени. Пишону было запрещено передавать ему хотя бы доллар, а французские капитаны получили инструкцию не позволять «молодой личности», к которой у брата первого консула сформировалась привязанность, ступать на борт французского корабля.

Наполеон уже готовился стать императором, и морской министр, через которого передавались инструкции относительно Жерома, предостерегал новобрачного от повторения судьбы, которая только что выпала Люсьену. На протяжении длинного доброжелательного письма он поведал Жерому, что брат простит ему его ошибку только в том случае, если он вернется домой без жены, но если же Жером опрометчиво повезет с собой Елизавету, ей не будет разрешено ступить на французскую землю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное