Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

Верный своему обещанию, Наполеон отвел наиболее высокое положение своей жене, и ее грация и достоинства в этом случае предоставили ему всяческие преимущества. В возрасте сорока одного года Жозефина выглядела, по свидетельству мадам Жюно, не более чем на двадцать пять. Ее платье из белого атласа, отороченное серебром и золотом, было перехвачено в талии поясом, украшенным драгоценными камнями, а на голове была тиара с жемчугом и бриллиантами. Бриллианты сверкали у нее в ушах и на шее, ими же был обшит узкий корсаж. Вслед за ней, поддерживая шлейф из белого бархата, окаймленный золотом и серебром, двигались четыре торжественно одетые женщины, и Жозефину можно было извинить за то, что она приостановилась во время своего статного продвижения к главному алтарю, чтобы бросить благодарный взгляд через плечо. Шлейф ее несли жена Жозефа Жюли, собственная дочь Гортензия и ее две наиболее опасные золовки — Элиза и Каролина Бонапарт.

Присутствие Элизы и Каролины в качестве носительниц шлейфа ознаменовало собой еще одну небольшую победу Наполеона. Обе они заявляли, что ничто не сможет заставить их выполнять такую унизительную обязанность. Вот уже в течение девяти лет Бонапарты вели войну против ненавистной Креолки, женщины, которая не только могла похвастаться набором великолепных бриллиантов, украшавших ее, но и располагала семьюстами платьями и двумястами и пятьюдесятью шляпками, женщины, которая завоевала доброжелательное отношение армии и народа, чего им никогда не удалось бы сделать, и которая стояла между семьей и источником необъятных богатств и абсолютной власти. Наполеон молча выслушал их упреки, а затем спокойным голосом предоставил им четкий выбор: либо они примут участие в коронации как носительницы шлейфа Жозефины, либо совсем не будут в ней участвовать. Обе сестры немедленно сдались.

За два дня до церемонии возникли некоторые опасения за Жозефину, но она сама их спровоцировала, и это был хитро рассчитанный риск. Жозефина информировала Папу, что не была замужем с точки зрения Церкви, так как ее поспешная гражданская церемония в мэрии восьмого округа в мартовскую ночь 1796 года не сопровождалась религиозным обрядом. С учетом этого она поставила вопрос о своем праве быть коронованной на следующий день в соборе Парижской Богоматери. Его святейшество, которого, должно быть, удивило, почему Жозефина столь поздно решила исправить свою ошибку, немедленно организовал частное религиозное бракосочетание в Тюильри, и Наполеон, призванный занять свое место в качестве жениха через девять лет после первоначальной свадьбы, протестовал и ворчал, но в конце концов уступил с хорошей миной на лице. Дядюшка Феш выступал в роли хозяина в присутствии двух свидетелей, и Жозефина, внешне расстроенная, но внутренне торжествующая, вернулась в свои апартаменты, чтобы осмотреть туалет для коронации, сознавая, что отныне будет действительно очень трудно сместить ее как жену и императрицу.

В ночь коронации Наполеон и Жозефина ужинали в одиночестве, и в игривом настроении он посоветовал ей сесть за стол облаченной в маленькую корону, которую он сам надел ей на голову немного раньше в тот же день. Это был маленький жест, который означал многое, возможно, окончательную победу над семьей.

Летиция, мадам матушка, была вызвана, чтобы принять участие в церемонии, но она не приехала, предпочитая продемонстрировать миру верность своему сосланному сыну Люсьену и его жене, которую она отказывалась сбрасывать со счета. Полагая, что последующие поколения могут счесть отсутствие его матери многозначительным, Наполеон проинструктировал своего официального художника Давида вписать лицо матушки среди лиц других родственников, окружавших трон в соборе Парижской Богоматери. Приблизительно в это время кто-то, малознакомый с этой гордой, неулыбчивой корсиканской женщиной, спросил ее, не была ли она поражена теми продвижениями, которые осуществили в мире ее сыновья и дочери. «Все это очень хорошо, пока все продолжается», — отвечала престарелая дама на своем итальянизированном французском языке.