Читаем Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты полностью

На протяжении ста сорока лет обличители Наполеона искали доказательства его исключительной жестокости и суровости мышления. Они ссылались на то, как он покинул жертвы чумы в Яффе, и на убийство герцога Энгиенского, используя и то и другое в качестве примеров его аморальности. Эти инциденты, вместе со многими другими, отмеченные тем же клеймом беспощадности, все же в какой-то степени могут быть оправданы военной или политической необходимостью, но нет никакого оправдания его обращению с Елизаветой Патерсон. Этот брак, хотя и несомненно нелепый, тем не менее был законным. Жером получил разрешение от своего старшего брата и от своей матери, правда, только по совершении его. И, как отмечал Папа, когда он отклонял притязания Наполеона, религиозные аспекты брака были совершенно правильными, осуществленными епископом Балтимора. Трудно даже понять, почему Наполеон вел себя с такой нетерпимостью в отношении молодой пары. Одобрение брака, по крайней мере, обеспечило бы ему расположение в Штатах и означало бы удар по династической традиции, которая ослабляла кровь каждого царствующего дома в Европе. Хотя Наполеон никогда не воспринимал вторую жену Люсьена, он вскоре простил ему женитьбу на Кристине Бойер, совершенную без первоначального получения одобрения со стороны самоутвердившегося главы семейства. Конечно, следует признать, что Патерсоны являлись выходцами из буржуазии, но были ли они в большей мере буржуазны, чем мыловар Клари из Марселя или выращивавшие оливки Бонапарты с Корсики? В последующей жизни Наполеон часто обсуждал женитьбу Жерома, но никогда ему не удавалось оправдать свое безжалостное отношение к ней в то время, и сохранялось впечатление, что не сам этот брак вызвал у него такой приступ ярости, а тот факт, что он произошел во время дезертирства его брата из флота. Но даже если все было и так, его поступок был произволен и несправедлив. И не Елизавета виновата в том, что Жером взял недозволенный отпуск, чтобы штурмовать американскую хозяйку, а скорее британские суда в развернутом строю. Он мог бы выдворить Жерома из флота и позволить ему обивать свои каблуки в Америке или же, отозвав его, наказать и извлечь все лучшее из ситуации, которую он не мог изменить. При всем том именно Жером выходит из этого жалкого дела с самым большим бесчестием, и его последующее поведение в качестве короля показывает, что Наполеону следовало бы позволить ему остаться в Америке, лишенным собственности и зависимым в средствах от щедрости семьи своей жены. Возможно, Патерсонов стоило бы поздравить с их избавлением от Жерома. Жизнь с ним, получившим отказ в доступе к французским фондам, могла бы повергнуть в банкротство Уильяма и его сыновей.

Книга третья

Сатрапы

Глава 7

Солдаты, называйте своих детей моим именем, и если один из них окажется достойным этого, я сделаю его своим сыном и наследником!

Из прокламации Наполеона после Аустерлица

Вот с такими словами Наполеон обратился к своим непобедимым легионам после Аустерлица, победы, которая повергла Европу к его ногам. Это было любопытное обещание со стороны человека, который так много сделал, чтобы создать себе преемника в своей семье и насильно разлучил младшего брата с дочерью демократической Америки. Но осень 1805 года была опьяняющим сезоном и вызывала опьяняющие прокламации. При пришпоривании такого рода Великая армия уклонилась от внезапного нападения на английские берега, повернувшись спиной к Ла-Маншу, и устремилась на юго-восток Европы, чтобы накатиться на австрийскую армию при Ульме и смять русско-австрийскую коалицию в Богемии. И это было всего лишь началом. Через восемнадцать месяцев пруссаки потерпели поражение под Йеной и Ауерштадтом и их армия, гордость Фридриха Великого, сдалась Наполеону. Последовала задержка под Эйлау, но в июне 1807 года была оккупирована Варшава и царские армии наголову разгромлены во Фридланде. В Тильзите на предварительно пришвартованном плоту император Франции и император всея Руси обсуждали, как лучше скроить карту и разделить континент. Друзья, союзники и родственники этого поразительного человека потирали руки в ожидании наград, особенно это относилось к родственникам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное