Но затем Наполеон изменил свои планы относительно ближайшего будущего Жерома. Пришло время, подумал он, дополнить репутацию младшего брата службой в качестве генерала. Именно это он и имел в виду, прихватив его с собой в прусскую кампанию осенью 1806 года и поручив впоследствии командовать смешанными силами баварцев и вюртембергцев. Жером проявил себя в море как импульсивный и ненадежный командир, приводивший в отчаяние своих адмиралов, которые ожидали от него подчинения дисциплине. Но он обладал немалой личной храбростью, и известие, что его оставляют позади охранять тылы армии, не привлекало его. Жером пытался убедить Наполеона изменить свое решение, но брат его не был расположен предоставлять ему передовые позиции до тех пор, пока тот не проявит своих способностей на поле боя. Но так уж получилось, что оказалась масса дел в Силезии, и в течение нескольких последующих недель контр-адмирал, превращенный в генерала, был занят расчисткой очагов прусского сопротивления, обойденных Великой армией. Удача не сопутствовала ему, и он завоевал не много славы, но это произошло только вследствие его собственных ошибок. Он всегда находился не в том месте и не в то время, и его отношения с командирами-ветеранами, обличенными ответственностью наблюдать за ним, становились все хуже и хуже по мере развития кампании. Одним из таких старых служак оказался пресловутый Вандамм, известный своей репутацией чванливого и безжалостного профессионала, и Жерому, который все еще бомбардировал брата просьбами об откомандировании его ближе к центру операций, пришлось вступить в конфликт со своим коллегой. К несчастью для начинающего генерала, Наполеон уступил его просьбам как раз в то время, когда Жером занимался осадой Глогау. Ему поручалось передать командование Вандамму и двинуться против города Калиша. Жером подчинился, а два дня спустя Вандамм взял штурмом Глогау. Услышав эту новость, Жером завопил от ярости и разочарования, но на этот раз его брат двинулся против русских, и Жером опять написал ему письмо с просьбой прикомандировать его к Великой армии, предоставив еще один шанс завоевать себе военную репутацию. Наполеон и на этот раз уступил ему, и Жером поспешил присоединиться к брату в Варшаве, оставив своего соперника Вандамма осуществлять осаду Бреслау. К этому времени контр-адмирал уже познал хитросплетения военной профессии и в послании к Вандамму запретил тому вступать в Бреслау, если город капитулирует. Вандамм был поражен приказом такого рода. Ему никогда не улыбалось взаимодействие с Жеромом, и партнеры уже ссорились в отношении поведения их частей на оккупированной территории. Баварцы и вюртембергцы были дикой, недисциплинированной массой, и Вандамм, будучи одним из жестоких военных, служивших в Великой армии, смотрел сквозь пальцы на их эксцессы. Этот человек похвалялся, что не боится ни Бога, ни дьявола. Он стал известен в истории не столько тем, что был способным военным, сколько своим замечанием, которое он сделал однажды царю Александру. Попав в плен во время кампании в Саксонии, когда империя уже приближалась к развалу, Вандамм был обвинен в бесчинствах, учиненных его частями в некоторых германских городах. В ответ на эти обвинения он напомнил царю о той роли, которую сыграл этот самодержец в убийстве собственного отца, царя Павла I.
Получив письмо Жерома относительно сдачи Бреслау, Вандамм не стал входить в город, когда его гарнизон запросил условия капитуляции. Но его, должно быть, позабавило, что Жером, спешивший из Польши, прибыл слишком поздно и мог лишь наблюдать за тем, как потерпевший поражение гарнизон выходил из города и складывал свое оружие. К этому времени Вандамм уже достаточно присмотрелся к Жерому, и рядовые солдаты засмеялись над его остротой, когда Жером показался в окопах под Нейсом именно в тот самый момент, как какой-то выстрел забросал штабных офицеров землей. «Эти дьявольские пули, — заметил Вандамм с озлоблением, — не имеют никакого уважения к посторонним!»