На специальной пресс-конференции Кеннеди жестко заявил, что повышение цен на сталь «совершенно неоправданный и безответственный вызов государственным интересам», брошенный горсткой руководителей сталелитейной промышленности, чья жажда личного обогащения превышает чувство ответственности перед обществом. Тем временем юристы по поручению президента засели составлять чрезвычайное законодательство с целью обуздать монополистов. В Нью-Йорке министр труда Гольдберг и доверенный юрист президента К. Клиффорд тайком встретились с руководителями сталелитейных компаний. Клиффорд без лишних слов описал «ужасающее» будущее, уготованное для них. Во время встречи пришло сообщение о том, что одна из компаний, «Бетлехем стил», поднявшая цены, уже капитулировала. Правительство выиграло. Через 72 часа после памятного визита председателя «Юнайтед стейтс стил» в Белый дом сталелитейные компании вернулись к прежним ценам.
Торжествующий Кеннеди повесил в своей приемной карикатуру, появившуюся в газетах в дни схватки с монополистами: бизнесмен сообщает другому: «Мой отец всегда говорил мне, что все президенты – сукины сыны». Последствия конфликта оказались более серьезными, чем предполагал президент. Монополии не простили молниеносной расправы. Опрос летом 1962 года шести тысяч руководителей компаний показал: 52 процента из них считали правительство «резко настроенным против бизнеса», 36 процентов – «умеренно настроенным против бизнеса» и только 9 – «нейтральным». Президент произнес примирительную речь в торговой палате. Ее председатель взял слово после Кеннеди и туманно заметил: «Мы должны помнить, что в других странах диктаторы приходили к власти, используя конституционные методы…» Но, как подчеркивали опросы общественного мнения, в национальном масштабе президент, ограничив монополистов, нисколько не утратил популярности. Эксперт по этому вопросу высказывает предположение, что, выступив против сталелитейных компаний, Кеннеди, собственно, «с ехидцей хотел проверить свою популярность».
Президент никак не мог понять, почему монополии так ополчились против него. Он размышлял вслух: «Нет, мы не воюем с ними. Я не против бизнеса, я готов оказать ему посильную помощь. Посмотрите – целый год я пытался поощрять бизнес, и вот что получил взамен!» В другой раз Кеннеди заметил: «Быть может, следует быть потверже с бизнесом. Я думаю, что так вернее. Когда с бизнесменами обращаешься мягко, они отвечают пинками. Возможно, я буду потверже с ними, и это принесет только пользу». Благим намерениям не суждено было осуществиться. События в деловой жизни выставили борца с монополиями положительно в смешном свете.
28 мая 1962 года произошел резкий спад на нью-йоркской бирже. Перепуганные сторонники ортодоксальных экономических доктрин возвестили – 1929 год грядет! Кеннеди промолчал, а конъюнктура сама собой восстановилась. 29 мая Кеннеди исполнилось 45 лет, в соответствии с волей отца по достижении этого возраста он получил еще 5 миллионов долларов, теперь он «стоил» 15 миллионов долларов. Злополучное совпадение живо напомнило о подлинном месте Кеннеди в американском обществе. Что миллионеру до забот труженика! В анекдоте, со скоростью звука облетевшем страну, было много соли и правды. Джозеф читает заголовок газеты, сообщающей о панике на бирже, и произносит: «Напрасно я голосовал за этого сукина сына».
Вторая сессия 87-го конгресса приняла ряд важных законов, рекомендованных Кеннеди. Среди них был закон с расширении внешней торговли, закон о подготовке людских ресурсов, ограниченный закон о реформе налогообложения. Подготовленный по его указанию обширный закон о снижении налогов вступил в действие уже в президентство Джонсона. Чистая прибыль монополий увеличилась на 15—20 процентов в год, или на 4—5 миллиардов долларов. Президентство Кеннеди ознаменовалось дальнейшим ростом государственного долга. Кеннеди не видел в этом ничего страшного. Он начисто отказался от старой концепции сбалансированного бюджета, рассматривая бюджетный дефицит просто как показатель разрыва между действительными и возможными достижениями американской экономики. Если дефицит есть, то в интересах экономического роста правительство покрывает его увеличением государственного долга, что не препятствует снижению налогов.
Механизм действия этой политики сводился к следующему. Во-первых, дополнительные средства, остающиеся у монополий в результате снижения ставок налогов, шли в производство. Во-вторых, выпуск очередной партии облигаций государственного долга позволял немедленно мобилизовать средства, хранящиеся «в кубышках», и направить их в сферу производства. Поскольку темпы экономического роста резко увеличивались и масса прибыли росла, постольку через определенное, относительно небольшое время даже при сниженных ставках государство получало от налогов сумму большую, чем раньше. Это, в свою очередь, создавало дополнительный стимул для экономического роста. Что до государственного долга, то оп рос абсолютно, однако по сравнению с увеличивавшимся национальным доходом его доля падала.