Братья Худяковы

На небе появились кусочками белой ваты маленькие облака. Скоро они собрались на горизонте в большое белое облако, и от него потянулся узкий конус, который метеорологи называют «наковальней» — верный признак надвигающейся грозы.

И действительно, облако потемнело, надвинулось на горы, и Афанасий увидел себя на острове, окруженном со всех сторон облаками, как морем. Соседние горы тоже как бы плавали своими вершинами в этой бесформенной белой массе. Вот затянуло и вершины, и началась настоящая горная гроза. Все потемнело, и лишь молния освещала бледно-голубыми вспышками и небо и содрогнувшуюся от громовых ударов землю.

Полил тропический ливень, и завыл свирепый приморский тайфун…

* * *

Во время пантовки, конечно, бывали и курьезы.

Когда братья Худяковы были еще молоды, но уже считались хорошими стрелками и хорошими товарищами на охоте, старые промышленники брали их в свою артель на пантовку. Конечно, Худяковы охотно шли на это приглашение, так как желали учиться у старых охотников и, главное, узнавать заповедные охотничьи места в горах.

Однажды их позвал один старый охотник Егор Верещагин. Егор, вероятно, никогда не был хорошим охотником, но говорил о себе много, а что он был отчаянным лентяем, то это выяснилось в первую же с ним пантовку. Молодежь заметила, что Егор, одновременно выходя с ними из табора на охоту, возвращался всегда совершенно сухой, тогда как они являлись мокрые до бровей от утренней росы. На вопросы их он отвечал, что ходит всегда косогором, потому и сухой. Нужно сказать, что молодежь все-таки добывала панты, а Егор все приходил с пустыми руками, оправдываясь всякими случайностями. Конечно, ему было немного заботы о добыче, раз его артель работала хорошо.

Наконец, молодые охотники решили проверить своего «предводителя».

Оказалось, что Егор просто отходил от табора на 200–250 сажен, идя действительно сухим косогором, и где-нибудь в укромном месте заваливался спать. Выспавшись, являлся к табору и плел там разные небылицы… Тогда они у сонного выкрали винтовку и унесли ее в табор. Проснувшись и не найдя своего винчестера, Егор прибежал, как говорится, без ума в табор — все охотники были в сборе — и, волнуясь, рассказал целую историю: с ним на охоте встретились китайцы — жень-шенщики и попросили у него спички раскурить трубку, и в это время вырвали из рук у него ружье и, угрожая им, ушли!

— Версты две гнался за ними, но что поделаешь голыми руками против ружья! — с неподдельной горячностью, сверкая глазами и сжимая кулаки, кричал Егор.

Когда же молодые охотники, едва держась на ногах от хохота, подали ему его винчестер, то он тотчас же заседлал лошадь и уехал домой.

За ним так и утвердилось прозвище «косогором».

Был другой охотник, видимо, слабый зрением. Он из тех же побуждений и расчетов повел однажды молодых Худяковых на пантовку.

Повторилась та же история: молодежь бьет пантачей, а Петышин — так звали их ментора — все без добычи: то «мушку мелко подобрал»,[4] то какая-нибудь другая причина промаха и т. д.

Стали подозревать — может-быть он плохо видит. Спрашивали — отпирается, да еще их же насмех поднимает.

Однажды они попутно убили козла — близко к табору выскочил — и говорят Петышину: «освежуй — мы устали».

— У меня нож тупой — отвечает тот.

— Поточи, вот брусок. И подали ему горбушку сухого хлеба.

Петышин взял его, не разглядевши уже успел плюнуть[5]и начал водить по нему ножом, но тотчас бросил:

— Какой это, чорт камень, ничего не точит!

Молодежь стерпела на первый раз, а потом удрала с ним довольно злую шутку: выколотили из его винчестера мушку и спрятали ее себе в сумку.

На следующий день Петышин, ничего не подозревая, ушел опять на охоту. Слышали — стрелял. Возвратился с пустыми руками и стал подробно рассказывать, как на него выскочил пантач «с четырьмя концами», а панты вот «в руку толщиной»! Не торопясь он выцелил в него и «мушку хорошо подобрал», так что панты считал уж своими… Да какая-то веточка несчастная отвела пулю…

— И пантач убежал умирать в другое место — сквозь гомерический смех закончили молодые охотники его фразу и подали ему ту самую «мушку», которую он «так хорошо подобрал», стреляя в пантача.

Петышину тоже оставалось только сесть в седло и уехать, даже не простясь с молодыми зубоскалами.

А молодые «зубоскалы», собственно добрые и честные ребята, не могли простить ему не столько явную ложь, сколько его насмешки над ними, когда они просили его сознаться в своем недостатке.

А с Устином Худяковым был такой случай, который мог стоить ему жизни.