Братья по крови

Римлянам противостояла лишь ошалевшая в запале сражения горстка воинов, орудующих своими мечами, топорами и копьями больше из ярости, чем из расчета, но их всех походя порубил и втоптал в грязь движущийся строй легионеров. Каратак по-прежнему оставался в седле впереди своего воинства, взывая к нему остаться, но в итоге и перед ним встал выбор: смерть или плен. Тогда он со взглядом, исполненным муки, повернул коня и стал протискиваться между воинов к центру их скопища.

Темные дождевые тучи всё сгущались, заволакивая собой небо, отчего на горный ландшафт опустились сизые сумерки. Дождь разошелся еще пуще, а завывающий ветер пронизывал до костей. За судьбу римской армии можно было больше не опасаться. Каратак сделал ставку на выверенную тактику, и тем не менее просчитался. Было видно, как вражеское войско впереди будто истаивает, а затем в отдалении наметилось некое движение, и блеск римских шлемов указал, что легионеры, проходя насквозь, либо в обход, прорвались окончательно, так что теперь другой вражеский фланг оказался зажат, словно в железные тиски.

С этой точки возвышенности была видна сердцевина, оставшаяся от войска врага. Неподалеку от баррикады по-прежнему держали строй воины в шлемах и узорчатых плащах, над которыми рьяно развевался на ветру штандарт главного вождя варваров. Это была стража Каратака, общим числом человек триста. Было ясно, что вступать в бой с римлянами этот отряд не собирается. Они начали отходить вверх по склону в сторону лагеря, на ходу оттесняя недостаточно расторопных соплеменников. Сам Каратак ехал посередине вместе с небольшой группой всадников, один из которых и держал поднятый стяг.

Завидев, что главный военачальник отступает, последние из варваров, что еще удерживались у баррикады, примкнули к массовому отступлению. Вскоре между двумя идущими на сближение крыльями римской армии уже никого не было, и Квинтат отдал своим людям приказ разобраться со стражей вражеского военачальника, чтобы, покончив с ней, окончательно закрепить покорение новой провинции.

А когда стража добралась до вершины, Катон увидел, что три всадника варваров, отделившись от построения, галопом поскакали к палаткам посередине становища. Над теми, кто остался, все так же трепетал стяг; более того, они бестрепетно повернулись навстречу римлянам, что стягивались к ним с обеих сторон. Однако Катон сразу же разгадал суть уловки. Те трое всадников, судя по всему, – Каратак и его ближайшие сподвижники, решившие таким образом избежать поражения и продолжить борьбу. Вновь встала дилемма: если пуститься за беглецами в погоню, это будет прямым нарушением приказа прикрывать фланг легата Квинтата. И в очередной раз Катон так же быстро определился с решением:

– Кровавые Вороны, за мной!

Он пришпорил коня, ринувшись вперед, прямо в сердце вражеского стана. Его люди не мешкая поскакали следом, раздавшись по обе стороны от своего префекта. Каратак со своими спутниками, воспользовавшись форой, безусловно доберутся первыми. Помешать этому было нельзя, однако был шанс: то, что варвары там ищут, задержит их настолько, что Катон и его люди еще успеют наверстать упущенное. По плато сновали промокшие фигуры тех, кто пытался спастись бегством. Завидев приближающихся всадников под грозным штандартом Кровавых Воронов, они поворачивали и устремлялись прочь с дороги. Некоторые тяжелораненые или слишком измотанные, чтобы бежать, сбивались и втаптывались в размокшую землю.

Сквозь проливной дождь префект разглядел впереди троих всадников, которые добрались до палаток. Не более чем в двухстах шагах один из них соскочил с седла и скрылся внутри шатра. Катон, подавшись в седле, плашмя ударил скакуна клинком, намереваясь выжать из измученного животного все до остатка. Пена с морды коня, рвущегося к палаткам, отлетала префекту прямо в лицо. А затем он снова увидел того человека, который теперь выводил из палатки небольшую группу женщин и детей. Два других всадника свесились с седел, чтобы помочь им.

– Мирон! – позвал Катон. – Скачи налево, отрежь их!

– Слушаю! – тотчас откликнулся тот, и несколько конников взяли в сторону, чтобы преградить Каратаку путь к бегству.

Катон устремился к палаткам. Всадники озабоченно встрепенулись, увидев, что окружены конными римлянами, готовыми пустить в ход мечи по первому же слову своего командира.

Катон, с вздымающейся грудью, пытался отдышаться. В каких-нибудь двадцати шагах перед собой он узнал Каратака. Рядом, взявшись с ним за руку, стояла дородная темноволосая женщина. Другой рукой она сжимала ладонь мальчика лет десяти.

Позади нее стояли две девочки постарше, испуганными глазами глядя на окружающих их римских кавалеристов. Каратак, выхватив меч, выступил вперед на их защиту. Рядом соскочили с седел двое всадников и с оружием в руках встали подле своего вождя. В чертах всех троих было что-то общее, родственное. «Не иначе как братья», – подумал Катон в тот момент, когда он подвел коня ближе и указал мечом на Каратака:

– Сложи оружие и сдайся!